Виктор Афанасьев - Рылеев
Уже после того, как ода Рылеева «Гражданское мужество» распространилась в списках и получила известность, скульптор Соколов, академик, на очередной выставке в Академии художеств выставил бюст Мордвинова. «Скульптор выразил все, — писал в журнале «Отечественные записки» Павел Свиньин, — что только мог бы выразить живописец. Все черты кротости и приветливости, черты гения, скрывающего величие свое в добродетели, выражены на лице русского Катона. Можно видеть, что чело его убелено сединами; можно видеть, что волосы его столь же мягки, как сердце, исполненное любовью к ближним, и что столько же тверд его ум, непоколебимый к пользам Отечества».
Мордвинов мечтал об устройстве в России правления, подобного английскому, конечно, с поправками, продиктованными российскими условиями. В частных разговорах с друзьями он высказывался весьма радикально. «Надо начать с трона, — указывал он, — пословица говорит, что лестницу метут сверху».
В день восстания декабристов, уезжая во дворец для принятия присяги, Мордвинов сказал: «Может быть, я уже более не возвращусь, ибо решился до конца жизни противиться сему избранию» (то есть избранию Николая). Действительно — Мордвинов никак не мог быть уверен, что его не арестуют. Николай I его ненавидел.
Мордвинов, разумеется, не революционер, но для своего времени он один из самых передовых государственных деятелей. Симпатия Рылеева к нему не знала оговорок (другое дело — Николай Тургенев, который сталкивался с ним по службе, у них были разногласия, но и то в частностях). Он не забыт и сегодня, но его жизнь и деятельность более или менее подробно — отдельной книгой — освещены были только однажды — профессором Гейдельбергского университета В.С. Иконниковым в 1873 году («Граф Н.С. Мордвинов; историческая монография»).
Во многом сходились Рылеев и Мордвинов. Был у них и еще один важный момент общности — он отражен в названии оды («Гражданское мужество»). Не завоевателей надо славить, считали они, не тех, кто добывает славу пролитием потоков крови, страданиями народов, не Александров Македонских, не Бонапартов, а Цицеронов, Аристидов, Катонов, Брутов, «гражданское мужество» которых служит благу родины. Рядом с ними ставят и Мордвинов и Рылеев тех воинов, которые дают отпор захватчикам. Дочь Мордвинова рассказывала, что ее отец, «занимаясь историческими сочинениями… замечал, что в них прославляют храбрых завоевателей как великих людей, но отец мой называл их разбойниками. Защищать свое Отечество — война законная, но идти вдаль с корыстолюбивыми замыслами, проходить пространство земель и морей, разорять жилища мирных людей, проливать кровь невинную, чтобы завладеть их богатством: такими завоеваниями никакая просвещенная нация не должна гордиться».
О том же говорит в своей оде Рылеев:
Где славных не было вождей,
К вреду законов и свободы?
От древних лет до наших дней
Гордились ими все народы;
Под их убийственным мечом
Везде лилася кровь ручьем.
Увы, Аттил, Наполеонов
Зрел каждый век своей чредой:
Они являлися толпой…
Но много ль было Цицеронов?
И — строфой выше:
Велик, кто честь в боях снискал
И, страхом став для чуждых воев,
К своим знаменам приковал
Победу, спутницу героев!
Отчизны щит, гроза врагов,
Он достояние веков.
Как в думе «Державин» поднимает Рылеев в сферу гражданских доблестей поэта, так в оде «Гражданское мужество» поэтизирует, славословит он государственного деятеля, изображая его при этом более устойчивым против бурь, чем это было, может быть, на самом деле:
Но нам ли унывать душой,
Когда еще в стране родной,
Один из дивных исполинов
Екатерины славных дней,
Средь сонма избранных мужей
В совете бодрствует Мордвинов?
О, так, сограждане, не нам
В наш век роптать на провиденье —
Благодаренье небесам
За их святое снисхожденье!
От них, для блага русских стран,
Муж добродетельный нам дан;
Уже полвека он Россию
Гражданским мужеством дивит;
Вотще коварство вкруг шипит —
Он наступил ему на выю…
Это апофеоз одного из путей, принятых для себя Рылеевым: именно того, которым он, вместе с Пущиным, шел по службе, на самой скромной должности быть образцом гражданской честности, примером всем другим. А что из этого может выйти — ясно: Мордвинов! Мордвиновы в правительстве — Россия благоденствует… Путь не бесцельный, хотя и вполне безнадежный. Однако и им надо идти. А второй путь — это путь декабриста, революционера, цареубийцы, путь уже совсем не мордвиновский. Мордвинов, однако, не принимая участия в революционных действиях, считал возможным на расчищенном другими месте взяться за возведение нового, добротного государственного здания.
По первому из этих путей Рылеев попытался продвинуться и еще дальше. Воспев «гражданское мужество» в лице Мордвинова, он по примеру Державина решил учить царей быть гражданами. К Александру I или к его братьям обращаться было бесполезно. Но, думал Рылеев, время идет вперед, многое меняется в мире. Может быть, их дети будут лучше, гуманнее? Вот, например, сын Николая I Александр (ему было в 1823 году пять лет), которого учит и воспитывает такой добрый и честный человек и великий поэт русский — Жуковский. Жуковский мечтал привить великому князю правила гражданской чести. Вот как он приветствовал его в 1818 году, при его рождении:
Да славного участник славный будет!
Да на чреде высокой не забудет
Святейшего из званий: человек.
Жить для веков в величии народном,
Для блага всех — свое позабывать,
Лишь в голосе отечества свободном
С смирением дела свои читать.
Впоследствии Жуковский жестоко разочаровался в своем ученике и в дневнике 1834 года назвал его «диким бараном», не желающим делаться просвещенным и добрым человеком. Но в 1823 году Александр был совсем ребенком, кажется, лепи из него что хочешь… В оде «Видение» Рылеев обращается к этому «порфирородному» младенцу не от своего имени, но вкладывает свои речи в уста «тени Екатерины», разворачивая целую программу государственного переустройства в «мордвиновском» духе — конституционно-монархическом:
