Анатолий Черняев - Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991
Идеологические и политические ошибки этого поражения неисчислимы. В том числе — у нас. Брутенц, пожалуй, прав, назвав сегодняшний день — «днем Трапезникова». Идеи блока партий, мирного пути революции — все это теперь «чистый ревизионизм», доказанный! А КПЧ поделом наказана за то, что пошла на разделение гегемонии с социалистической партией (не важно, что политически эта последняя была более права).
Сегодня позвонил мне Кириленко, просил «помочь» в подготовке доклада к 7 ноября. Очень по-товарищески со мной разговаривал. А Б. Н., когда я ему сообщил об этом (он позвонил из Крыма), крайне этим огорчился: это отвлечет меня на целый месяц.
14 сентября 1973 г.О Чили — мы разразились (с обычным опозданием) сильным заявлением ЦК. Весь мир взволнован событиями там. Протесты заявляют: Социнтерн, премьеры социал-демократических правительств, даже ФРГ'овское правительство, не говоря уже о коммунистах. А наш Басов — посол там, «герой Новороссийской забастовки» — в телеграмме советовал «официально» ничего не говорить, а давать лишь информацию, ссылаясь на информационные агенства.
Вчера послал наброски планов по подготовке конференции компартий Европы («Карловы Вары-2», как мы ее называем) и нового международного Совещания компартий. Ни того, ни другого, по нашим первым сведениям, братские партии не хотят. Они хотят консолидации КП и левых сил Западной Европы, они хотят своего западно-европейского пути революции и своей, подлинно-марксовой модели социализма, вызревшего на почве высокоиндустриализованного капиталистического общества с его высокоразвитыми демократическими традициями. Они все чаще (и англичане, и французы, и итальянцы) подчеркивают неприемлимость для них «советской модели, русского образца» и рассматривают Октябрьскую революцию и Советский Союз лишь как объективную реальность, которые оказали и оказывают воздействие на ход мировых событий и с которыми надо считаться, учитывать их последствия, но отнюдь не подражать и не связывать свою политику с намерениями и желаниями КПСС, ни в коем случае не идентифицировать себя с советским и восточно-европейским коммунизмом. Дело Сахарова, Солженицына, Якира-Красина спровоцировало еще большую кристаллизацию этих настроений, вытолкнуло их вновь на всеобщее обозрение, в более откровенном обличьи — и в обстановке, когда нам приходится «схлебывать» и помалкивать.
На этой неделе прекращено (решением ПБ) глушение радиопередач государственных радиостанций («Голос Америки», «Би-Би-Си», Немецкая волна и т. п.), но не Пекин, Тирана, Тель-Авив, не «Свободная Европа» и «Свобода». Эфир — теперь и над Москвой заполнен в данный момент «проблемой Сахарова и Ко» Нас сравнивают с ЮАР и т. п.
Тем же решением поручено «продумать» о расширении зоны допуска иностранцев в разные районы страны, о снятии 40 км. зоны вокруг Москвы для иножурналистов и вообще иностранцев (без специального разрешения), об облегчении их контактов с разными советскими организациями и учреждениями (уже не только через соответствующий отдел МИД), об упрощении визовой практики, о сокращении налога при получении загранпаспорта, если человек едет по частным делам и т. д. и т. п. Это все — в связи с начинающимся 18 сентября вторым этапом европейского Совещания и крайним заострением пункта повестки — «об обмене людьми и идеями». Брежнев ведь распорядился с Юга, вскоре после Крымской встречи по этому поводу: продумать меры, чтобы идеологические наши принципы не потрясти, но и…, чтобы не сорвать европейское Совещание.
Но зачем же тогда Якира-Красина выпускать на суд именно в это время? Зачем с Сахаровым именно так и именно сейчас?… Или общая стратегия не продумана, или ее вообще нет, и правая рука не в курсе, что делает левая.
Заходил Вадька. Опять о Сахарове. Я ему сказал, между прочим: я не знал бы, что делать, если бы стал самым главным в стране. Но одного я не позволил бы никогда — чего бы это ни стоило — материального благополучия ценой легализации кулацкой психологии и кулацкого образа жизни.
16 сентября 1973 г.Проглядел книжку Ж. Марше «Демократический вызов». С точки зрения трапезниковской (да и не только, увы!) ортодоксии это скорее вызов марксистско- ленинскому образцу социализма, а не капитализму. В самом деле:
1. Частная собственность на большую часть средств производства не будет отменена при установлении французского социализма.
2. Коллективизация сельского хозяйства не будет проведена.
3. Ремесла и мелкая торговля не будут кооперированы. Вообще не будет допущено «всеобъемлющего коллективизма».
4. Не будет руководства всей экономикой из единого центра. Государство будет лишь регулятором.
Не будет цензуры. «Для нас не может быть расцвета без свободы творчества, не может быть развития мысли без свободы мысли, без свободного ее выражения и распространения».
1. Безусловное признание принципа «чередования» у власти, подчинения избирательной воле народа, который вправе отказать коммунистам в доверии и они безропотно уйдут.
2. Исключается господство единственной партии при переходе к социализму. Право на оппозицию, на существование оппозиционных партий.
3. Исключается превращение «нашей философии» (т. е. марксистско- ленинской) в официальную идеологию общества.
4. Исключается смешивание государства с «нашей партией»
5. И вообще — почему возражать против термина «демократический социализм». Это клевета, будто коммунисты против демократического социализма. Наоборот, они не мыслят социализма, нарушающего демократию, завоеванную в народных революциях прошлого (т. е. буржуазную демократию).
Спрашивается, что общего между выше изложенным и нашими учебниками по истмату, по научному коммунизму, по истории КПСС, сотнями книг и статей в теоретических и политических журналах? Что общего тут с Программой КПСС, с документами наших съездов?
Но если французская компартия избрала своей Программой ревизионизм, то что остается от коммунистического движения и может ли впредь международное Совещание компартий носить идеологический характер? О каком идеологическом единстве вообще может идти речь?
17 сентября 1973 г.Усталый день. Опять проблемы текста для речи Брежнева на конгрессе мира. Опять текст для Кириленко к 7 ноября. Звонок и резолюции на моих записках Б. Н. Правка им плана на «Карловы Вары-2». Речи для Брежнева, который поедет завтра получать героя в Болгарию, оттуда — прямо в Ташкент.
Шеменков с запечатанным пакетом из Сургута (около Тюмени), со сделанными КГБ снимками висящего в петле Захариадиса (до 1956 года — генсек компартии Греции). Покончил самоубийством первого августа, причем грозился это сделать, если его не реабилитируют, не восстановят в партии. Жуть. (Копия письма, которое он оставил попала к сыну, выросшему и учившемуся у нас, 23-х лет, не знающему даже греческого языка).
