Татьяна Тарасова - Четыре времени года
Мы заявились в магазин. С ужасом я увидела, что Веденин за бешеную сумму, практически на все деньги, что у него были, купил из свиной кожи, выдубленной под замшу, пальто без подкладки. Лишь на воротнике виднелось что-то меховое. И укоротили ему только рукава, карманы остались у колен.
Пальто нам все же всучили, правда, сделав скидку. Саша его, конечно, ни разу не надел.
Саша всегда трогательно ко мне относился и называет только «Танечка». «Танечка, ты так устала!» А Танечке уже сколько лет и она действительно устала. И никто ее уже так не зовет: «Танечка».
Дипломат я, как говорила, плохой и обычно у нашего руководства веду себя неправильно. Саша нервничает и очень расстраивается. Он потом часами убеждает меня, в чем я не права, требует, чтобы я пошла и покаялась.
В свое время Саше в спортивной карьере очень не повезло. И виной тому мы с Ирочкой Даниловой. Саша тогда был на взлете, собирался ехать на чемпионат Европы. Пятого декабря у Веденина день рождения. Год шел олимпийский, и сборная уезжала чуть ли не первого января. Он объяснил нам, что справлять день рождения будет в кафе «Московском» на улице Горького, очень модное заведение в начале шестидесятых годов. Но поскольку мы с Ирочкой запамятовали, куда нам полагается идти, то прошлись по всем кафе на улице Горького, начиная с Белорусской площади и, естественно, только в самом конце нашего путешествия попали в «Московское». А Саша на протяжении полутора часов в двадцатиградусный мороз выбегал все время на улицу в рубашечке и свитере, ждал нас у дверей кафе — стояла огромная очередь, и он боялся, что нас вовнутрь не пустят. Шестого декабря он слег с двусторонним воспалением легких, и вместо него на чемпионат поехал Четверухин.
Михаил Жванецкий. Мои регулярные поездки в Одессу все последние годы проходят под знаком летних встреч с Михаилом Жванецким. Познакомились мы с ним лет десять назад в вечер первомайского праздника в доме у общих друзей. Компания собралась интересная, читали свои стихи Евтушенко и Вознесенский, говорили об искусстве. Потом попросили почитать Жванецкого. Мы с Ирой Возиановой хохотали так, что с глаз потекла краска. Даже не хохотали, а испускали какие-то вопли. Жванецкий в тот вечер нас и приметил. Таких сумасшедших в этой интеллигентнейшей компании оказалось только две. Миша галантно проводил нас в ванную умыться. Мы с Ирой и в ванной комнате еще долго хохотали. В день нашего знакомства он первый раз читал «Собрание на ликеро-водочном заводе».
Жванецкий — замечательный писатель. Писатель, которого так много даже в самой короткой фразе.
Из ванной комнаты мы вышли к столу с опухшими глазами, с мокрыми волосами и, конечно, малопривлекательные. Но Мишу наша внешность не волновала. Его вдохновляла наша реакция на только что написанную миниатюру. Реакция превзошла все ожидания, произошло братание. С тех пор Миша часто читает нам свои новые рассказы.
Я люблю Мишину квартиру в Одессе, где зимой живет одна мама, люблю их одесский дворик на Желябовском спуске, во дворе, на втором этаже справа, лесенка, двенадцать ступенек, маленькая застекленная терраска (на ней прошла вся мамина и Мишина жизнь), потом кухня в два квадратных метра. Маленькая уютная мамина комната и крошечная комнатка Миши, где помещается только диван, письменный стол и кипа написанного. Лето в Одессе — его болдинская осень. Мама ему готовит, он пишет целыми днями. До вечера. Вечером он выходит в гости. Жванецкого теперь знают все и везде. Его любят, ему всегда рады.
Как я бываю счастлива, когда он появляется на пороге нашего дома со своим стареньким портфелем. В нем рукописные, и только рукописные странички десятков рассказов, которые вечно путаются между собой. Я зову его к себе в гости просто посидеть, поговорить, вкусно покормить. Но когда Миша входит, мои глаза автоматически опускаются вниз и влево. Что он там несет в руке? В портфельчике, ручку которого он сжимает, лежит столько горькой иронии, столько юмора, что их вполне бы хватило на творческую жизнь нескольким писателям.
А как он читает свои рассказы! Никто, кроме него, не может так замечательно «читать Жванецкого».
На моем дне рождения он обязательно достает из портфеля какой-нибудь новый рассказ. Когда он, сидя на диване в окружении наших друзей, роется в своих бумагах — эти минуты самые дорогие для меня в мой праздничный день.
Миша заходит в Одессе к нам на тренировки. «О-о-о!» — с таким кличем он со мной встречается. Летом 1978 года Бестемьянова и Букин разучивали танец под мелодию чаплинских фильмов. Он смотрел на Наташу и Андрюшу долго, потом сказал: «Таня, в них есть то, что нет в других. В них есть юмор. Я буду им читать». С тех пор он постоянно читает ребятам свои записи, а они готовы его слушать сутками.
Миша мне говорит: «Знаешь, Татьяна, как ни зайдешь на каток — ты все там и сидишь, а ты как ни заглянешь ко мне — я все пишу. И как-то спокойно сразу становится. Все сидят и вроде все при деле и на месте».
Анну Ильиничну Синилкину я могу и в то же время не могу отнести к числу своих близких друзей. Она занимает в моей жизни особое место, как в жизни любого человека, который соприкасался со сборной по фигурному катанию.
Анну Ильиничну все тренеры и спортсмены называют мамой нашего фигурного катания. Долгие года она возглавляла Федерацию фигурного катания, сейчас она ее почетный председатель.
Никто из нас никогда не был обделен ее вниманием. Она никого не выделяла из огромного числа фигуристов, которых опекала и пестовала действительно, как заботливая мамаша. Помогала в жизни и советом, и делами. Если у фигуристов случались какие-нибудь неприятности, в первую очередь бежали к Анне Ильиничне. Она успокоит, она выслушает, она, наконец, пойдет за тебя хлопотать. Мы ездили с ней на многие соревнования, по многим странам. Когда руководитель делегации Синилкина, в команде все спокойно, никого по пустякам не отрывают, никто по пустякам не нервничает. Анна Ильинична больной человек, ей тяжело давались поездки на соревнования, но она все равно собиралась и ехала поддержать спортсменов в самые трудные дни их жизни. Не могла Синилкина смотреть лишь выступления Роднимой и Зайцева — так сильно волновалась. Ходила к ним только на тренировки. Здесь свое пристрастие она не скрывала. Анна Ильинична всегда ставила Роднину выше всех, всегда ее очень любила.
Синилкина пользуется большим уважением в спортивном мире. Иностранцы ценят в ней прежде всего делового человека, ведь Анна Ильинична — директор Дворца спорта в Лужниках. Мы отдаем должное ее доброте и справедливости.
Не каждый мужчина директорствует так, как Синилкина. Скоро третий десяток ее дворцу, а выглядит он прекрасно. Мало в Москве таких ухоженных залов, как этот. Она все время что-то придумывает, что-то ремонтирует, что-то перестраивает. Сотрудники дворца ей подчиняются беспрекословно. Она любит всех, кто с ней работает во дворце, — от контролера до буфетчика, хотя и устраивает им страшные разносы, но никого не оскорбляет. По-моему, за последние двадцать лет от нее не ушел ни один человек—это говорит о многом. Партер во дворце убирают и вместо него заливают на площадке лед за шесть часов. В таком большом зале! Идеальная организация работы. Наверное, Анна Ильинична ночами не спит, а сидит у себя во дворце. Дома шестидесятитрехлетнюю Анну Ильиничну не застать. Со счета можно сбиться, сколько чемпионатов мира она у себя во Дворце спорта провела, сколько международных турниров.
