Николай Борисов - Иван Калита
После казни Дмитрия Александр получил ярлык на великое княжение Владимирское и одновременно стал правителем Твери. Вернувшись к старой схеме Владимир – Тверь – Литва, хан обогатил ее одним существенным дополнением. В Твери он велел разместить сильный татарский отряд под началом Чолхана (в русском произношении – Шевкал, Щелкан). Историки обычно объясняют этот шаг тем, что «хан хотел поставить великого князя под свой контроль» (130, 475). Однако, кроме самоуправства Дмитрия Тверского в споре с Юрием в 1325 году, нет никаких признаков того, что великий князь мог выйти из-под ордынского контроля.
Присутствие отряда Шевкала в Твери явно указывает на его «международное» значение. Это войско должно было служить своего рода дамокловым мечом, постоянно нависавшим над восточными областями Литвы. Вместе с тем Шевкал мог при ином повороте событий выступить и как союзник Литвы в войне в Орденом. Все это открывало новые возможности для ордынской дипломатии в Восточной Европе. Конечно, хан сознавал, что пребывание татар в Твери может привести к конфликту с местными жителями. Однако князь Александр, видимо, обещал уладить этот вопрос.
Разумеется, ни летописцы, ни тем более простые люди не были осведомлены относительно целей прихода Шевкала.
Они объясняли дело в привычном русле народной фантазии и эсхатологии. Наученный дьяволом, Шевкал просил хана: «Господине царю! Аще ми велиши, аз иду в Русь и разорю христианство, а князя их избию, а княгини и дети к тебе приведу» (23, 42 – 43).
Узнав решение «царя», русские стали собираться домой. Одним из первых откланялся и погнал коней на север князь Иван Данилович. Ему не терпелось поглядеть на то, как идет строительство собора. Гонцы из Москвы приносили смутные вести. Старый митрополит, совсем расхворавшись, велел приготовить себе белокаменную гробницу в восточной части строящегося собора, в стене жертвенника. Он хотел и после кончины остаться в Москве. Это противоречило древней традиции, по которой митрополитов хоронили в киевском Софийском соборе. Впрочем, традицию нарушил еще митрополит Максим, перенесший свою резиденцию из Киева во Владимир-на-Клязьме. Он был похоронен там же, во Владимире, в Пантелеймоновском приделе Успенского собора.
Иван мчался к Москве по заметенным снегом лесным дорогам, загоняя коней и оставив далеко позади свой обоз. И все же он не успел проститься с учителем. В ночь с 20 на 21 декабря 1326 года Петр скончался. Князь вернулся в столицу на другой день. Вместе со своими боярами он на руках отнес гроб с иссохшим телом старца в назначенное место. Тяжелая белокаменная плита закрыла его саркофаг.
Слушая печальные напевы панихиды, Иван вспоминал один из последних своих разговоров со святителем. Тогда он попросил старца истолковать странный сон, приснившийся ему накануне. Во сне, будто наяву, ехал он на коне по окрестностям Москвы и вдруг увидал впереди небывалую высокую гору, вершина которой была покрыта сверкающим на солнце снегом. Пораженный, князь остановился. Вскоре снежная вершина исчезла из глаз, а вслед за нею растаяла в воздухе и сама гора.
Выслушав рассказ Ивана, митрополит поглядел на него своим внимательным взором и так объяснил видение: как исчез снег на вершине горы – так и он, Петр, скоро исчезнет из этого мира; но потом придет черед и самого Ивана покинуть сей мир, исчезнув без следа, как эта могучая гора. И еще святитель предрек Ивану, что перед смертью к нему придет некий старец – вестник скорой кончины (26,317).
Так рассказывал эту историю игумен Пафнутий Боровский, хорошо знавший семейные предания московских князей (120, 111). В предании угадываются черты действительности. Библейский пророк Даниил славился как прозорливый истолкователь своих собственных и чужих видений и вещих снов. Внимательный читатель книги Даниила, Иван Калита с особым интересом относился и к своим снам, искал в них пророческого смысла. Вполне естественно было его обращение к митрополиту с просьбой объяснить значение загадочной снежной горы. Ответ старого иерарха не содержал в себе ничего особенного, кроме горькой мудрости Екклесиаста: «Все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах» (Екклесиаст, 3, 20).
Несколько иная версия этого предания, согласно которой князь Иван Данилович имел видение горы с заснеженной вершиной во время охоты в урочище Высокое близ Москвы, содержится в «Сказании о чудесах митрополита Петра», созданном около 1470 года московским книжником по имени Кифа. Эта версия запечатлена в четырнадцатом клейме знаменитой житийной иконы митрополита Петра, созданной в конце XV века художником из круга Дионисия. Два всадника – князь Иван и его спутник боярин Протасий – в изумлении взирают на дивную гору с заснеженной вершиной. Ее явление непостижимо: «а место же тамо равно, ни холмов не имея, а время не снежное беяше» (120, 111).
Но особенно красочно эта история изложена в Мазурин-ском летописце (конец XVII века). Здесь, кроме горы и снега, появляется третий символ – широкое поле, по которому ехал князь с Протасием. Митрополит объяснил Ивану его видение так: «Поле великое – твое государьство Московское, а гора великая ты, государь, а снег на горе, то аз многогрешный; начат снег таяти, то преже мне умрети, а после меня и тебе, государю, преставитися, егда услышиши старца к тебе при-шедша и у дверей толкущеся, и ты уразумееши жития твоего конец». С тех пор князь Иван «всегда старца того ожидаше пришествия» (32, 84). На месте видения снежной горы князь Иван устроил монастырь с храмом в честь иконы Боголюб-ской Божией Матери (32, 84). Эта икона со времен Андрея Боголюбского считалась палладиумом Владимирской Руси (58, 133). В соборе Высоко-Петровского монастыря хранились частицы мощей митрополита Петра и был устроен придел во имя московского первосвятителя, выросший позднее в самостоятельный храм (55, 41).
Благодаря своему мемориальному значению Высоко-Петровский монастырь играл важную роль в духовной жизни Москвы. В 1379 году настоятель обители Иоанн имел сан архимандрита и был главой всего московского монашества.
Источники называют его «московским киновиархом, начальником общему житию» (114, 223). Из этого можно заключить, что монастырь был любим крестником Калиты митрополитом Алексеем, заботившимся о распространении общежительного устава в русских обителях.
Перед кончиной Петр преподал наглядный урок милосердия. Щедро раздав милостыню нищим, он не забыл и своих церковных людей. Созвав к себе на двор все московское духовенство, он наделил каждого каким-нибудь подарком. Так он роздал все свое имущество и ушел в иную жизнь бедняком (120, 25). Лучшей памятью о нем остались написанные им иконы, бережно хранившиеся в московских церквах.
