Игорь Можейко - Аун Сан
— Я не верю.
На этом разговор кончился.
— Итак, вперед, на врагов, на захватчиков. Уничтожайте их беспощадно. Вся Бирма смотрит на вас, — закончил свою речь Аун Сан.
Японское командование пригласило Аун Сана на обед по случаю выхода армии на фронт. Это был невеселый обед. Японские части с трудом сдерживали английское наступление на Иравади. Их положение на Тихом океане оставляло желать много лучшего. Из Европы поступали известия о том, что гитлеровская Германия доживает последние дни. Союзные войска приближаются к Берлину. Оси Рим — Берлин — Токио уже не существовало.
Плохое настроение было и у «диктатора» Бирмы, доктора Ба Mo. Утром он принял индийского хироманта. Хиромант долго колдовал над нежной рукой Ба Mo.
— Не убьют ли меня? — несколько раз спрашивал диктатор.
Индус не отвечал. Потом отпустил руку, вздохнул. Ба Mo почувствовал, как сердце остановилось на секунду и покатилось вниз, к животу.
— Ну!
— Нет, вы не умрете скоро, ваше превосходительство. Но судьба ваша плачевна. Я вижу по линиям вашей руки, что вам предстоит далекое и трудное путешествие, путешествие, связанное с унижениями. Ваши надежды не сбудутся. Начиная с этого года жизнь ваша пойдет вниз.
Индус неплохо разбирался в политике. Ба Mo вытер потную ладонь о таиландские лоунджи и знаком отпустил хироманта. На обеде он все время посматривал на японских офицеров. Генерал Кимура и его офицеры казались спокойными и уверенными в себе. Они по очереди произносили тосты и вежливо кланялись. Ему и Аун Сану. Ба Mo давно знал о Сопротивлении, знал уже и о Лиге. «Пускай, — думал он, — все-таки я останусь жив. Ведь я их не выдал».
Аун Сан слушал, как играет военный оркестр на хорах, и не обращал внимания на тосты. Интересно, как доехала Ma Кин Джи? Ведь, может быть, этот обед — ловушка. Может быть, армию сейчас, когда он сидит здесь, разоружают. Нет. Спокойно, Аун Сан. У тебя не выдерживают нервы. В любом случае основные руководители Лиги уже ушли в подполье. Даже если что-нибудь и случится, есть кому возглавить восстание. Осталось последнее: как бы сделать, чтобы Такин Тан Тун смог, не вызывая подозрений, уехать из Рангуна?
— Доктор, — обернулся Аун Сан к сидевшему рядом Ба Mo, — мы не используем наших лучших пропагандистов.
— Вы кого имеете в виду?
— Такин Тан Туна.
— Если он пропагандист, то не наш, — Ба Mo говорил тихо, чтобы не услышали соседи за столом. — За ним давно уже охотится военная полиция. И я не удивлюсь, если его арестуют.
— Но он же министр.
— Хорошо. Что же вы предлагаете?
— Надо его командировать для пропагандистской работы в район Таунгу. Мобилизовать народ. Вы же сами говорили, что рабочие отряды разбегаются.
Полковник из Кемпетаи прислушался. Аун Сан заметил это.
— Такин Тан Тун — верный друг Японии. И вы это знаете, доктор. Никто лучше его не сможет поднять народ.
— Хорошо, я согласен.
— Что-то вы выглядите печально сегодня, генерал, — сказал полковник из Кемпетаи. — Вам тяжело расставаться с семьей?
Знает или не знает?
— Да, у меня заболел сын.
— Мы усилим охрану у вашего дома. Я сегодня же распоряжусь.
— Не беспокойтесь, мои солдаты охраняют меня достаточно надежно.
— Как знаете.
Полковник отвернулся.
Такин Тан Тун уехал в Таунгу 20 марта. 21-го он исчез. В городе оставались Такин Ну и Аун Сан. Такин Ну колебался.
— Какая от меня польза на войне?
— По японцы могут вывезти тебя, тебя может схватить Кемпетаи.
— Нет, Ко Аун Сан, мои семья в безопасности. И надеюсь, что японцы не сделают мне ничего плохого. У меня много друзей среди них. Я останусь с доктором Ба Mo.
И, наконец, 25 марта Аун Сан не пришел, как обычно, в рангунский штаб бирманской армии. В штабе оставалось всего несколько писарей да солдаты у входа. Еще вчера и тех и других было значительно больше.
Аун Сан выехал на машине к линии фронта.
Его машину видели по дороге в Пром. После этого генерал исчез, как исчезли днями до этого его офицеры.
И в тот же день бирманская армия ударила с тыла по японским войскам. А те части, что заняли передовые позиции вдоль Иравади, сразу в нескольких участках открыли фронт.
В этот день начался разгром японцев, разгром еще более быстрый и страшный, чем разгром англичан в сорок втором.
В первый же день восстания, 28 марта, бирманские части уничтожили более семисот японских солдат и офицеров и разгромили несколько японских штабов. В руки бирманцам попали два японских генерала.
8А адмирал Маунтбатен все еще никак не мог получить одобрения ставки на сотрудничество с бирманской Национальной армией. Уже английские, индийские и бирманские солдаты воевали бок о бок против японцев, но военный кабинет Великобритании не соглашался признать Аун Сана. Маунтбатен искренне негодовал. «Мы так навсегда потеряем Бирму», — говорил он 28 марта на военном совете. В тот же вечер он пишет новое письмо в Лондон.
«Гражданские власти полагают, — писал адмирал, — что признанием Аун Сана мы оскорбим лучшие чувства более респектабельных слоев населения. Но я уже не раз указывал, что эти респектабельные слои проявили себя полностью пассивными. Ведь восстание-то поднимают не они, а активные, политически сознательные и политически организованные элементы в стране».
Да, соглашался далее Маунтбатен, Аун Сан виновен в измене, в союзе с японцами в сорок втором году. Но ведь он верил, что японцы принесут Бирме освобождение от нас. Будет колоссальной ошибкой пойти против бирманских героев, а они, Аун Сан и его соратники, в настоящее время являются бирманскими героями. Маунтбатен требовал немедленного признания Аун Сана и Лиги в качестве союзников.
Делал он это отнюдь не из любви к Аун Сану. Как полководец, он отлично понимал, что бирманская армия является тем самым балансом силы на фронте, от которого зависит, затянется ли кампания еще на полгода или окончится в течение нескольких недель.
И еще. Маунтбатен был более разумным и гибким дипломатом, чем люди, управляющие британской политикой. Он действовал именно в интересах Британской империи, он хотел сохранить ее. Но хотел сделать это более жизненными методами, нежели гражданские власти.
Наконец через несколько дней после восстания военный кабинет дал согласие на сотрудничество с Аун Саном. Однако в той же телеграмме указал, что никаких политических обязательств, никаких политических переговоров Маунтбатен вести не имеет права. Наоборот, лидеры восстания должны быть твердо предупреждены, что только хорошим поведением, только неограниченной верностью Великобритании они смогут искупить свои ошибки, свое сотрудничество с японцами.
