Виктор Корчной - Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца
Примечательно, что Корчной в «Антишахматах» указал на затруднения, которые возникли у него в Багио именно в этих поединках (в 7-й партии он едва ушел от поражения, а 17-ю и 27-ю проиграл).
По-видимому, установка на это «число предпочтения» действовала у Карпова и в последующих матчах. В первом матче с Каспаровым он выиграл 7-ю и 27-ю партии, в третьем — 17-ю, а в последнем их единоборстве (1990)— и 7-ю, и 17-ю! Есть о чем поразмыслить психологам!
Итак, за кулисами московского матча Карпов — Корчной находились психологи —- Владимир Зухарь и Рудольф Загайнов. Об их деятельности тогда почти никому не было известно... (Ирония судьбы: с осени 1990 года профессор Загайнов стал личным психологом Карпова.— Ред.)
В 1978 году в Багио таинственный «доктор Зухарь» вышел из-за кулис. Корчной впервые заметил его на 4-й партии. Зухарь пытливо, настойчиво, «гипнотизирующе» смотрел на Корчного. Столь откровенно неприличное поведение доктора медицины было зафиксировано корреспондентами на многих фотографиях. В западной прессе писали о знаменитом экстрасенсе, телепате-гипнотизере профессоре Зухаре, который оказывает воздействие на Корчного, мешает ему играть.
На мой взгляд, шахматист высокого класса просто обязан выработать высокую помехоустойчивость к возможным внешним воздействиям, неблагоприятно влияющим на мышление во время игры. Корчной должен был бы спокойно и презрительно не замечать той грязной возни, которую нацеленно организовало против него руководство делегации Карпова.
По возвращении с Филиппин Зухарь рассказывал мне, что в Багио, впрочем, как и ранее в Москве, он главным образом стремился помогать Карпову сохранять силы для игры. В частности, предупреждать, исключая прием снотворных лекарств, бессонницу, которая во время длительных соревнований бывает у многих шахматистов. Профессиональные навыки Владимира Петровича — способность внушением приводить пациента в сонливое состояние, способность выступать в роли Шахарезады, усыплявшей своими сказками всесильного шаха?— помогали избегать бессонницы утомленному Карпову.
Зухарь был человеком военным, и поэтому для него поставленная задача — всеми средствами помочь Карпову выиграть — была приказом. Он выполнял ее старательно и бездумно, как бы не ведая, что творит. У французов есть поговорка, давно ставшая афоризмом: «Обстоятельства выше нас». Это не всегда справедливо — обстоятельства выше слабых людей. Сильные духом люди, а их, к сожалению, немного, сильней обстоятельств...
p. S. С Володей Зухарем мы были дружны, и обычно в канун Нового года у меня в квартире раздавался его звонок... Несколько лет Зухарь не звонит. Говорят, что он часто болеет. Очень жаль. Вероятно, ему, как человеку совестливому, тяжелы воспоминания о роли, которую ему довелось сыграть в историческом поединке в Багио.
Из еженедельника «Спорт. Человек. Время» (Санкт-Петербург) №№ 17—19, 1991
Что ж, теперь мы знаем, «зачем нужен психолог». Но зачем нужно было столько лет удерживать в СССР жену и сына Корчного? В своих книгах Карпов обходит этот деликатный вопрос стороной, зато не скупится на недостойные намеки в адрес Корчного и фрау Лееверик. И, разумеется, щедро делится с читателями подробностями собственной биографии:
«В 1979 году многое изменилось в моей личной жизни. На VII Спартакиаде народов СССР я в последний раз выступал за команду Ленинграда. Обстоятельства требовали моего переезда в Москву, где живет ставшая моей женой Ирина Куимова и где был организован журнал «64 — Шахматное обозрение», главным редактором которого меня назначили. Не остались забытыми и научные дела. Я стал сотрудничать в Московском государственном университете на кафедре политической экономии...
В том же году произошли еще два очень радостных события в моей жизни: я вступил в Коммунистическую партию Советского Союза и у меня родился сын Анатолий» («В далеком Багио»).
Эм. Штейн. Открытое письмо А. Карпову
Когда русские эмигранты — поэт Потемкин и доктор Кан — предложили ФИДЕ в 1924 году девиз «Gens una sumus» («Мы — одна семья»), они свято верили в то, что шахматисты планеты создадут свое братство, вечное, как и сама игра. Несмотря на определенную девальвацию девиза, он, однако, и по сей день сохранил свою притягательную силу.
Возможно, поэтому многомиллионные поклонники черно-^елых армий на разных меридианах и широтах мира с радостью встретили недавнюю информацию телеграфных агентств о том, что у Вас родился сын-первенец,— понятно: счастье чемпиона разделяется всеми, кому дороги шахматы. К сожалению, радость эта была омрачена полярным сообщением — в Москве был арестован и судим Игорь Корчной, сын-первенец второго гроссмейстера мира. Возникла почти шахматная ситуация: одна фигура взошла на доску, другую же сбросили в ящик. Тут, пожалуй, уместно было бы прекратить метафорические аналогии, если б Игорь действительно не был на два с половиной года запрятан в «ящик» и его жизни не угрожала прямая опасность. Игорь Корчной подвергся расправе только за то, что рискнул воспользоваться нашим «Gens una sumus», за естественное желание быть со своим отцом.
Пресса многих стран мира пестрит всевозможными петициями политических и общественных деятелей, направленными на защиту невинного юноши. Советские влас i и пока, увы, остаются глухи к этим призывам. Я глубоко убежден, что Вы, Анатолий Евгеньевич, сегодня, пожалуй, единственный человек, который может спасти Игоря и способствовать воссоединению отца с сыном; уверенность эта и подсказывает адресата обращения.
Я обращаюсь к Вам с призывом — помогите Игорю и его отцу, преступите через те эмоции, которые Вы лаконично выразили на одной из Ваших пресс-конференций — «Я ненавижу Корчного».
Дважды подряд Вы, Анатолий Евгеньевич, взбирались на шахматный Эверест плечом к плечу с Виктором Корчным. Вам первому удавалось водрузить на вершине вымпел. Хотите Вы этого или нет, но на тернистом и полном опасностей пути гроссмейстер-невозвращенец был Вашим спутником. Определенный соавтор Ваших творческих достижений и Ваших лавров — все тот же Виктор Корчной. Как и Вы были его соавтором, когда он завоевал шахматный «Оскар».
Наше поколение стало свидетелем того, как на родину вернулось творчество Алехина и многое из написанного Буниным, музыка Рахманинова и Стравинского, искусство Шаляпина и Шагала, сегодняшний читатель слышит уже имя Набокова. Придут со временем в Россию и те шедевры, которые создал в зарубежье Виктор Корчной. Может быть, учитывая это, Вы, Анатолий Евгеньевич, в свое время нашли в себе силы отказаться от коллективного поношения Виктора Корчного в печати, встать выше ажиотажа гроссмейстерской черни и высказали свое отношение к поступку постоянного соперника в форме и тоне, достойных ситуации и Вашего высокого звания.
