Сергей Кремлев - 7 побед Берии. Во славу СССР!
А при всём при том.
При всём при том Берия даже в такой Момент не утратил контроля над собой и сумел заметить нечто такое, чего не заметили остальные. Об этом поучительном эпизоде рассказал своему ученику Александру Веретенникову, впоследствии крупному оружейнику, знаменитый Георгий Флёров, а Веретенников привёл его рассказ в своих воспоминаниях.
Нейтронный фон от «нейтронного запала» (НЗ) заряда регистрировался механическим счётчиком, установленным на командном пункте испытаний. Постоянство фона (иначе — количество щелчков счётчика с частотой 2–3 импульса в минуту) доказывало сохранность НЗ до момента взрыва.
Веретенников писал:
«Когда произошёл взрыв, никто уже не обращал внимания на счётчик, а Берия посмотрел на его показания и обнаружил, что последний раз он. зарегистрировал в обоих каналах сразу по 3–4 импульса. Немедленно он потребовал объяснений, что же случилось с НЗ? ГН (Флёров. — С.К.) ответил, что это, видимо, наводки на аппаратуру. И не ведал в тот момент никто из присутствующих, что здесь неожиданно произошла одна из первых регистраций электромагнитных явлений, сопровождающих ядерный взрыв».
Иными словами, Берия оказался единственным внимательным наблюдателем-экспериментатором, впервые в СССР зафиксировавшим явление электромагнитного импульса. И его наблюдение не пропало впустую — Флёров вопрос Берии запомнил, и когда возбуждение спало, задумался и понял — мы имеем дело с новым явлением.
Но когда же Берия успел уловить всплеск импульса? Это — явление мгновенное, а он не мог ожидать его заранее!
Как же надо владеть собой, чтобы в состоянии нервного ожидания фиксировать такие детали, как щелчки счётчика!
РЕАКЦИЯ Запада на советское испытание была разной.
Депутат лейбористской партии Блэкберн, известный своими резкими нападками на Советский Союз, 28 сентября 1949 года в интервью газете «Дейли Экспресс» сетовал:
«Западные эксперты считали, что Советский Союз не раньше 1953 года сумеет изготовить первую атомную бомбу. Теперь выяснилось, что Советский Союз технически опередил нас.»
Под «нас» имелась в виду, конечно, Англия, и основания для печали у Блэкберна были. Активные атомные работы начались в Англии раньше, чем в США — в 1940 году, английские специалисты принимали участие в американском Манхэттенском проекте, и в начале января 1947 года специальный правительственный комитет с кодовым наименованием «Джен-163» под председательством премьер-министра Клемента Эттли принял решение о курсе на обретение ядерного статуса. Однако лишь утром 3 октября 1952 года у островов Монте-Белло, неподалёку от северо-западных берегов Австралии, на борту списанного фрегата, была взорвана первая английская атомная бомба.
То есть дело было не столько в «атомных» секретах, которые способна добыть разведка, сколько в общем экономическом и научно-техническом потенциале державы, начавшей атомные работы.
У Блэкберна хватило объективности высмеять предположения, что Советский Союз обязан своей бомбой информации разведки. Он признал:
«Прежде всего вопрос о производстве в значительном количестве атомной энергии не зависит от секретов, для этого необходимы организованные усилия учёных, техников и инженеров, и это открытие являлось скорее производственным, чем научным чудом».
Спорить с таким заявлением не приходится.
Политический обозреватель еженедельного итальянского журнала «Темпо» Роберто Канделупо иронически заметил:
«Американцам пришлось скоро признать, что в отношении атомной бомбы в СССР американский 1952 год (ожидаемый в США срок реализации советского Атомного проекта. — С.К.) наступил в 1949 году.
Россия дала потрясающее доказательство своей воли, своей способности к труду и умения сохранять тайну. Колоссальными были их научные усилия, колоссальной была их организационная работа, титаническая воля Сталина победила».
Всё написал итальянец верно, в том числе — относительно титанической воли Сталина и умения России сохранять тайну. Но вряд ли даже западные спецслужбы знали тогда, что слова «колоссальная организационная работа» следовало относить прежде всего к Лаврентию Берии, «разменявшему» в год нашего первого испытания полсотни лет.
Что же до Америки, то она испытала такой шок, подобные которому она испытала впоследствии ещё лишь три раза — осенью 1957 года после сообщения о запуске в СССР первого искусственного спутника Земли, весной 1961 года — после запуска Гагарина, и осенью 1962 года в период Карибского ракетного кризиса.
Член палаты представителей Конгресса США Ренкин предложил перевести столицу США из Вашингтона в небольшой городок Падьюка в штате Кентукки.
Сенатор Уайли направил министру обороны США Джексону письмо, где настаивал на переводе управлений Министерства обороны США из здания Пентагона и рассредоточении их по стране.
Это, конечно, были проявления политической паранойи, но помнить о них нам не мешает — как только Америка начинает чувствовать свою уязвимость, она тут же теряет всякую выдержку и сразу же поджимает хвост.
И что интересно и показательно — все четыре «вселенских» шока Америки были прямо связаны с деятельностью Лаврентия Берии — не только в Атомном советском проекте, но ив проекте Ракетном.
И далее я именно на последнем остановлюсь.
УЖЕ АРЕСТОВАННЫЙ и унижаемый, Берия в «письме из бункера» писал Маленкову 1 июля 1953 года:
«Особо должен отметить нашу совместную активную многолетнюю работу в Специальном Комитете при Совете Министров по созданию атомного оружия, а позже по системе «Комета» и «Беркут» — управляемых снарядов. <.>
По «Беркуту» испытания закончены удачно. Теперь все дело обеспечить производство в серии и соответствующими кадрами, и в этой области делается очень много соответствующими министерствами. Главное на основе «Кометы» и «Беркута» есть колоссальные возможности дальнейших улучшений в области управляемых снарядов как в смысле точности, так и по скорости и дальности. Специальный доклад готовится для правительства. Это оружие надо двигать вперед, это настоящее будущее, которым надо вооружить армию нашей Страны. США и Англия придают этому исключительное значение. Повторяю, все это достигнуто потому, что этого хотела Партия и Правительство, но хотел сказать, и тут мы совместно работали…»
Угу!
«И мы пахали.» — Берия, находясь в бедственном положении, напоминал
Маленкову об их «совместной активной многолетней работе» по руководству оборонными проектами, явно преувеличивая «заслуги» последнего.
