Вячеслав Тимофеев - На незримом посту - Записки военного разведчика
Мы условились о времени встречи, и Иван Семенович ушел.
- Закуси, сынок, в дорогу! - засуетилась мать. Через минуту на столе стоял горшок с молоком и лежал каравай душистого ржаного хлеба.
Пока я ел, мать рассказала мне, что на прошлой неделе, вот так же ночью, к ней заявился Яков Кожевников, которого она хорошо знала и любила, как сына. Дом матери был пунктом сбора информации от осведомителей. А осведомителями были моя сестра, ее муж - учитель Василий Краснов и Иван Семенович. Яша оставил им даже "инструкцию": кого можно привлечь к этому делу, какие сведения собирать, где и что нужно прятать. Позднее разведка белых пронюхала о визитах к матери и дважды устраивала у нее обыск. Краснова даже арестовали, но прямых улик не было, и его вскоре выпустили. Однако дом оставался под наблюдением.
Когда мать уже рассказала мне о посещении Кожевникова, к дому подъехала телега. В избу вошел Иван Семенович и заторопил. Я попрощался с матерью, и мы поехали. Приходил ли к ней фельдшер-чех с "глухонемым", я спросить не успел.
Занятые каждый своими думами, молча ехали мы мимо дозревающей ржи, пересекли лесной буерак, каменистый косогор... Вдруг в телеге позади меня кто-то судорожно забился. Оказывается, под сеном, прикрытым дерюгой, лежал связанный баран. Иван Семенович предусмотрительно прихватил не только его, но и корзину с полсотней яиц - на случай, если задержат: дескать, едем на базар.
На дно этой корзины я и запрятал свои документы на имя Михаила Дрозда, так как здесь и стар, и млад могли узнать в "коммивояжере" своего земляка-слесаря, не так-то уж давцо работавшего на строительстве механической мельницы в Клявлино, а затем красногвардейца...
Мы договорились с Иваном Семеновичем, что, если станция Клявлино в руках белых, поедем вдоль железной дороги на Шелашниково и дальше на Мелекесс: надо продать товар и купить лошадь - пришла пора обзаводиться хозяйством, да и керенкам надо найти применение.
В пределах дозволенного я посвятил Ивана Семеновича в свои дела. А затем, как бы ничего не зная, завел разговор о том, чтобы Иван Семенович согласился сообщать об интересующих меня и Кожевникова сведениях моей матери. Васильев рассмеялся:
- Уже! И с твоей мамашей, и с Яковом Кожевниковым обо всем договорились...
Остановились мы в березовой рощице, недалеко от станции Клявлино. Иван Семенович отправился на разведку, а я ушел с дороги в заросли и стал ждать... Через час он вернулся, лицо его так и светилось радостью.
- Свои! - крикнул он, когда я вышел ему навстречу. - На станции отряд Волкова...
Увидев меня, Волков глазам своим не поверил.
- Черт побери! Да ты не с неба ли, дорогуша, свалился?
Я рассказал ему о призрачной силе передового отряда врага, о встрече с Просвиркиным, о том, как горсточка коммунистов забросала гранатами эшелон белочехов на станции Дымка.
Он по-детски обрадовался записке Просвиркина, в которой тот обещал прийти на помощь с полком добровольцев. Но сразу помрачнел, когда стал рассказывать об отступлении из Бугульмы:
- Гляжу, топает братва из соседнего отряда. "В чем дело?" спрашиваю. - "Окружают, спасайся! Эшелонов сорок супротив нас". Вот так мы и откатились. Хотя ты и предупредил нас, но мы не успели выставить заслоны и выслать разведку. А ночью, сам знаешь, у страха глаза велики. Не справились мы с паникой...
Я посмотрел в окно. У костра сидело с десяток красноармейцев.
- К семафору бы дозор выслать, - показав на них, предложил я.
- У входных стрелок поставлена первая рота, вторая - на фланге, а здесь третья рота и дружинники отряда Орла; они оставлены в резерве.
- Говоришь, круговая оборона, а на перроне твоей "неприступной крепости" бойко торгуют чем попало, девки с парнями лузгают семечки, играет гармошка.
- А чем ты недоволен? - удивился Волков. - Война сама по себе, и жизнь ведь тоже сама по себе.
- Я уже немало походил по территории белых и должен тебе сказать, что на передовой у них - никаких гармошек и танцулек! - упрямо возразил я.
Но Волков не обратил внимания на эти слова.
- Завидую тебе, друже! - задумчиво проговорил он. - Своими глазами вражью силу видишь, полезным делом занимаешься. - Помолчал и с улыбкой добавил: - Хотя я тоже не лыком шит! Вот выберу времечко и сам схожу поглядеть на беляков. Имею обыкновение и любовь смотреть на предмет своим оком. К тому же большая охота спросить белых солдат: "Ради какого интереса, дурачье, умираете?.."
Скрипнула дверь. Прищурив воспаленные глаза, Волков обернулся.
- Ключик от багажного сарая кому прикажете передать? - подобострастно, с поклоном, спросил начальник станции.
- Давай сюда! Мои ребята сегодня чеха словили. Лепечет по-русски, но крутит, подлец. Посадил под замок.
Заработал селектор.
- Алло, алло! Говорит Полупанов из Шелашникова. Кто на проводе?
- Волков у телефона! Это ты, Андрей? Почему не отвечаешь на мои вызовы по диспетчерскому?
- Лапу сосу, браток. Скука одолела, сижу, как кобель на цепи, и сторожу разъезд согласно приказу начальства.
Молодец Полупанов, переломил себя, подчинился-таки приказу Ермолаева, подумал я.
- Слушай, Волков! Дело к тебе есть...
Полупанов не договорил, его перебил холодный голос:
- Господа комиссары! Говорит уполномоченный Комуча полковник Соболев со станции Дымка. По поручению командования предлагаю условия добровольной сдачи в плен...
- Полковник Соболев? Катись ты к... - не заботясь о выборе слов, в свою очередь оборвал его Полупанов.
- Даю два часа на размышление... - продолжал полковник. Но его уже не слушали.
- Вали столбы, руби провода, ребята! - крикнул в окно разгневанный Волков.
Непосильную ношу взвалили на плечи петроградского плотника Волкова; его потрепанный отряд да покалеченная "блиндированная платформа" Орла составляли авангард Симбирской группы войск. Но разве могли эти силы Волкова противостоять численно превосходящему головному отряду чехословаков?
Прошло два часа. Возле "блиндированной" разорвался первый снаряд, со стороны семафора слышались винтовочные выстрелы и треск пулеметов.
- А ведь не соврал, подлец! - со злостью отметил Волков, вспомнив разговор с Соболевым. Забегали связные, засуетились дружинники Орла. "Блиндированная" стала маневрировать. Перрон опустел. Лишь два хмельных анархиста шли в обнимку и горланили пьяными голосами.
Увидев их в открытое окно, Волков пришел в бешенство.
- Эй вы! Не видите, что начинается бой? А ну в цепь!
Сначала анархисты, пошатываясь, продолжали идти, будто их и не касался приказ, но, оглянувшись и увидев высунувшегося в окно разъяренного Волкова, подтянулись и ускорили шаг.
