Грегори Дуглас - Шеф гестапо Генрих Мюллер. Вербовочные беседы.
Не удивляйтесь: да, я мог бы, пожалуй, застрелить Бормана или ещё кого-то… но смерть детей… совсем другое дело.
В последний день своего пребывания там… когда я сидел в бункере и просматривал радиосообщения, ко мне вошёл малыш Геббельс и спросил, не поиграю ли я с ним. Со стеснённым сердцем я отказал ему и отправил обратно к родителям. Теперь уже было важно, чтобы Геббельс поскорее выполнил своё намерение, чтобы русские, когда войдут, нашли и опознали его останки. Мои попытки остановить или задержать его и его жену Магду, в том числе попытка спасти детей, не привели бы уже ни к чему хорошему… Ещё раз повторю: можете удивляться тому, что человек, посылавший стольких людей в концлагеря и на смерть, проявил такую слабость к каким-то шестерым ребятишкам, и тем не менее это так. А теперь поговорим о чём-нибудь другом.
С. Я вовсе не осуждаю вас за проявление чувств. Это свойственно всем, генерал.
М. Продолжим. Итак, Гитлер и я закончили разговор в полном согласии. Мне было поручено взять полное руководство операцией и сообщать ему о каждом своём шаге. Я снова упомянул о Бормане, и Гитлер сказал, что на определённом этапе тот был полезен, но необходимость в нём исчезла и говорить ему ни о чём не надо.
С. Мне поручено спросить: вы убили Бормана по приказу Гитлера?
М. Нет, это было исключительно моё мнение, что он заслуживает этого. И я не убивал его лично, хотя он стал для меня особенно значительной помехой с той минуты, когда Гитлер покинул Берлин… А в тот день, о котором идёт речь, мы вернулись в канцелярию…
Гитлер уговорил меня выпить чашку какао, говоря, что я совсем замёрз… По выходе из его кабинета я столкнулся в коридоре с Борманом. Мартин Борман был маленький, толстый, неприятный человечек, я не любил его. А он меня просто ненавидел, как всякого, кто становился между ним и Гитлером, и сейчас пребывал в дикой ярости. Он потребовал, чтобы я сообщил, о чём мы толковали с фюрером, объяснив своё желание тем, что будто бы ведёт записи всех бесед с ним – особенно в это тревожное время – для исторических целей. Я посоветовал ему в таком случае обратиться напрямую к Гитлеру, и тогда Борман стал орать на меня, угрожая арестом. Поскольку поблизости никого не было, я ответил ему руганью и сказал, чтобы он занимался своим делом, а что касается ареста, посмотрим, кто кого… Ещё я добавил, что Гитлер строго-настрого запретил мне беседовать с ним, и это напугало Бормана. Он заметно побледнел и ринулся к Гитлеру в кабинет. Мне всегда казалось, Борман ненавидит меня ещё и за то, что я оставался истинным католиком, он же испытывал ненависть ко всем христианам – такую же, как к евреям.
С. Хотелось, чтобы вы сообщили, где примерно может находиться Борман сейчас, если он жив. Это сберегло бы нам немало времени и денег. Вы наверняка знаете, что с ним произошло, и можете нам помочь.
М. Разыщите доктора, и тот скажет вам об этом.
С. Мореля?
М. Штумпфеггера. Он знает, что его ждёт виселица за его медицинские опыты и ему нечего терять. Поговорите с ним. А если спрашиваете меня, где Борман, полагаю, что он медленно жарится в аду вместе с Гиммлером, и другими свиньями, и с Рузвельтом на соседнем вертеле.
С. Оставим других в покое, генерал.
М. Согласен.
(Вопрос об исчезновении Гитлера то и дело возникает в стенограмме беседы. Несомненно, американские спецслужбы не принимали версию о его самоубийстве и настойчиво, хотя и достаточно вежливо, пытались вытянуть из Мюллера как можно больше информации.)
С. Когда, я имею в виду апрель сорок пятого, вы в последний раз видели Гитлера и где?
М. Это было 22-го вечером, около половины девятого, в саду канцелярии.
С. Он… был тогда жив?
М. Вполне.
С. Вы с ним говорили?
М. Да.
С. Присутствовали при этом другие люди? Кто именно?
М. Его камердинер Хайнц Линге и Раттенхубер. Тот появился позднее.
С. Был там ещё кто-нибудь, когда вы видели Гитлера в последний раз?
М. Тот, кто присматривал за его собакой. Он держал Блонди на поводке. Гитлер собирался сам погулять с ней.
С. Вы о чём-то говорили с Гитлером в тот вечер?
М. Да, вернее, он сам заговорил со мной.
С. Могли бы вы сказать, о чём он говорил?
М. Да. Он пожал мне руку и поблагодарил за всё, что я сделал для него и для страны, и выразил надежду, что мы вскоре увидимся. А ещё пожелал, чтобы моя семья избежала всяческих несчастий. Потом он… нет, он велел Линге передать мне кожаный портфель и сказал мне… Гитлер сказал мне: это всё, что он может в настоящее время сделать для меня… Затем снова пожал руку, и я заметил у него на глазах слёзы.
С. А после того? Что он сделал после передачи вам портфеля?
М. После… да… он ушёл… ушёл вместе с Линге и с собакой… Больше я его никогда не видел… А немного позднее вернулся Линге… туда, где я продолжал стоять… Помню, он тоже плакал.
С. Он говорил что-нибудь?
М. Да, он произнёс: «Хозяин уехал. Это навсегда».
С. Под словом «навсегда» он не мог подразумевать, что Гитлер мёртв? Что, скажем, он убил его?
М. Нет, мы оба поняли одинаково: он хотел сказать, что Гитлер уехал и не вернётся. Уехал, а не умер.
С. Понимаю вас. Вы сами верите в это?
М. Абсолютно. Могу повторить: Гитлер, будучи живым, покинул Берлин вечером 22 апреля 1945 года.
С. Вы… вами был упомянут Раттенхубер. Несколько минут назад вы сказали, что он подошёл к вам. Так?
М. Да.
С. Линге ещё был там в то время?
М. Да, он стоял очень расстроенный.
С. Раттенхубер знал о… об отъезде?
М. Конечно.
С. Он подошёл к вам в саду канцелярии… и что? Что он сказал о Гитлере?
М. Он сказал: «Фюрер нас покинул. Теперь у нас новый фюрер».
С. Новый? О ком он говорил?
М. Он говорил о новом фюрере.
С. Вы имеете в виду Мартина Бормана?
М. Нет, я имею в виду нового Гитлера.
С. Кто же это?
M. Он пришёл вместе с Раттенхубером. Новый Гитлер.
С. Вы не улавливаете моего вопроса. Кто был этот новый Гитлер, заменивший прежнего в тот вечер?
М. Его двойник.
С. Нам известны слухи о двойнике. Русские не исключали такой возможности. Вы уверены в том, что он был?
М. Да.
С. Что вы можете рассказать об этом?
М. Ещё в 1941 году мне стало известно через службу гестапо в Бреслау, что там на полиграфической фабрике работает некто, двойник, копия Гитлера. Я приказал доставить мне его фотографии и убедился, что сходство в самом деле удивительное. Хотя у того человека не было усов и причёска совсем другая. Его привезли в Берлин, и я побеседовал с ним.
С. Он находился в тюрьме в это время?
М. Нет, вовсе нет. У нас были с ним вполне дружеские беседы.
С. Что вы можете сообщить о нём?
М. Он родился тоже в Австрии, в округе Вальдфиртель. Родом из семейства Силлип, они дальние родственники Гитлера, но этот человек никогда его не знал. Потом их семья переехала куда-то недалеко от Праги… в Гасторф. После Первой мировой войны эти земли вошли в состав Чехословакии, и тогда семья Силлип переселилась в Бреслау. Человек этот не женат, он преданный член партии, состоял в штурмовых отрядах СА. Не слишком умен, но вполне пригоден для работы с ним.
