Овидий Горчаков - Вызываем огонь на себя
— Прошу передать этот «шмайссер» в отряд, — сказал он. — Это последний.
— Наши бьют немцев вовсю! — заговорила в радостном возбуждении Мария Давыдовна. — Вот листовку Сергей принес. А я вчера ходила в Сещу, две мины пронесла в рукавах кофты… Наши войска прорвали оборону Второй танковой армии!.. Поделом гадам — они у нас сорок мужиков и парнишек расстреляли в гумне за то, что партизаны подорвали на большаке ихнюю автомашину. Скоро наши тут будут.
— Знаю, — отвечал Ян, — но я, видно, уже не дождусь Красную Армию. Я иду обратно в Сещу.
— Уходи в лес, к партизанам! — сказала Мария Иванютина, узнав от Яна о шпике.
Но Ян ответил:
— Не могу! Если я уйду, гестапо схватит Люсю, а она слабее меня, может не выдержать пыток. — И он добавил с лучистой, чуть смущенной улыбкой, заигравшей у него в глазах: — К тому же она ждет ребенка.
И Ян вернулся в Сещу.
В Сеще, в доме Сенчилиных, Люся встретила его словами:
— Ян! За тобой приходили гестаповцы! Тебя всюду ищут! Сейчас же уходи в лес.
Глаза ее были заплаканы.
— Спокойно, Люся! — сказал Ян Маленький. — Тот парень знает только одно: я стащил со склада немецкий автомат. Пусть арестуют — я их не боюсь.
Но ночью немцы не пришли за Яном.
Рано утром Ян встал, поцеловал плачущую Люсю, обнял и поцеловал маленькую Эмму и Эдика, сестру и брата Люси, подошел к Анне Афанасьевне.
— До свидания, мама! — улыбнулся он ей. — Не плачьте! Вашего зятя нелегко убить!..
У калитки он снова обнял Люсю:
— Береги себя, кохана! Тебе нельзя волноваться!..
По дороге на аэродром он зашел к Ане. И в эти невеселые минуты он думал о том, как помочь организации. Выслушав Яна, Аня вскочила, бледная и решительная:
— Ян! Я приказываю тебе уйти в лес!.. Ян, я прошу, умоляю тебя!..
— Нет, Аня. Я не могу. Ты, конечно, мой доводца… мой командир, но… Подумай, Вернер будет пытать не только Люсю и маму, он будет пытать Эмму и Эдика. И вот еще что — у нас с Люсей будет ребенок.
— Знаю. Догадывалась.
— Я вот что придумал. Как только я уйду на аэродром, беги и заяви Геллеру или еще кому, что Маньковский, которого ищут, на аэродроме.
— Это еще зачем? — не поняла Аня.
— Меня все равно возьмут, а так тебе больше доверия будет.
Аня помолчала, глядя влажными глазами на Янека.
— Нет, не могу! — проговорила она хрипловато. — Может быть, это ты и умно и хитро придумал, но я не могу…
Уходя, Ян Маленький сказал:
— Дай я тебе, Аня, руку поцелую, можно?
Но Аня сама обняла его, и они крепко, по-товарищески поцеловались.
— До видзения, панна Аня.
Гестапо арестовало его у входа на аэродром.
— Ничего не понимаю! — всполошился Ян Большой, узнав об аресте друга. — Но почему он не ушел к партизанам?
X. ДО ПОСЛЕДНЕГО ДЫХАНИЯ
1. Борьба продолжается
Люся не могла сдержать слез, когда увидела Яна Маленького в зарешеченном окне гестаповской тюрьмы. Во вьющихся светлых волосах Яна серебрится седина. Высокий лоб в ссадинах, нижняя часть лица в сине-багровых подтеках.
— Вот я тебе передачу принесла, — прошептала Люся, протягивая узелок и озираясь на часового.
Часового отвлекала кокетливыми улыбками Паша Бакутина. Немец отлично понимал, что жена арестованного нарушает тюремные правила, но он знал, что поляку — он что-то там такое стащил — разрешены передачи, значит, не такой уж он опасный преступник. Пусть парень получит передачу через окно — тогда его не лишат скудного тюремного пайка.
В узелке — ломоть хлеба, несколько вареных картофелин, три огурца.
— Передай Яну Большому, — быстро заговорил Ян Маленький. — Вшистко в пожондку… все в порядке: они знают только про автомат. Я соврал, что купил автомат у проезжего солдата для охоты, ходил с ним в поле за Сердечкино половать… охотиться на зайцев, а потом побоялся идти в Сещу с автоматом и бросил его с пустым рожком в реку. Гестаповцы водили меня на Усу, шарили по дну вожжами, но автомат, конечно, так и не вынули. Говорят, там глубокая яма. Тут они предъявили мне новое обвинение: в моих вещах при обыске нашли нашу казну — четыреста марок. Я сказал тогда, что продал автомат незнакомому унтеру-мотоциклисту, проезжавшему через Сердечкино. Не думаю, чтобы они расстреляли меня за это, дадут месяцев шесть… Буду проситься «добровольно» на фронт, а там… сама знаешь…
— Ян! Убеги! Ради бога, ради твоей матки боски умоляю!..
— Не плачь, кохана! Ты знаешь, почему я не могу бежать.
— Все равно беги.
— Как ты себя чувствуешь? К тебе они не пристают?
— Но почему они тебя так бьют? — всхлипнув, спросила Люся, притрагиваясь к большому лилово-черному синяку под глазом Яна. — Поседел-то как! Ведь тебе всего двадцать лет.
— Что ты, Люся, гестапо не знаешь? — Ян поспешно разжал руки, охватившие толстые железные прутья, чтобы спрятать изуродованные пальцы. — И не двадцать, а двадцать два… Обычные процедуры… С благородной сединой, так я даже интересней. Ты не должна волноваться, кохана! Береги себя! Иди домой скорей! Сейчас будет смена караула. Иди, единственная моя.
Снова вцепившись в прутья, Ян неотрывно смотрел Люсе вслед. Да, единственная любовь, первая и последняя…
Люся медленно, неуклюже отошла от окна, не отрывая мокрых глаз от Яна, ползком перебралась под колючей проволокой, натянутой вокруг тюрьмы. Паша, улыбаясь, посылала часовому воздушные поцелуи. К тюрьме неслышно подкатил закрытый автофургон с забранным решеткой оконцем.
Тяжело вздохнув, утирая слезы, Люся крепко пожала Паше руку повыше локтя:
— Спасибо, Паша! Идем, нас Аня ждет.
У Ани девушки застали Яна Большого. Выслушав Люсю, капрал сказал с тяжелым вздохом:
— Эх, д'Артаньян, д'Артаньян! Ну что ж, вариант защиты правильный. Важно не навести гестапо на след организации. Особенно сейчас, в эти решающие дни. Аэродром трясет лихорадка. «Мессеры» делают по шесть-семь боевых вылетов в день. Над фронтом от зари до зари идут воздушные бои, в них участвуют тысячи самолетов. Гитлер объявил орловский плацдарм «бастионом немецкой обороны на востоке», а смоленский — «воротами на Восток». Ну, а что слышно по московскому радио? Наши наступают?
— Еще как! — ответила Аня. Она рассказала Яну, что в Москве прогремели первые за всю войну артиллерийские салюты в честь освобождения Орла и Белгорода.
Люся тихо плакала.
Ян Большой передал Ане план действий немецкой авиации на фронте, тайно скопированный Робличкой в штабе, и просил, чтобы его группу скорее снабдили минами.
