Василий Ершов - Дневник графомана
Ну, это я все себе здесь, за клавой представляю. А как возьмусь реальными болящими руками, так стану стонать. Но это теперь моя жизнь.
Июль
9.07.
Вернулся с дачи – дома ждет меня сюрприз: пакет от того самого полковника ВДВ в отставке, Рогова Валерия Павловича. В пакете письмо шариковой ручкой на 23-х страницах формата А4 в клеточку и… медаль «За верность авиации» с выбитым портретом Маресьева; удостоверение на мое имя подписано Главкомом ВВС генералом армии Петром Дейнекиным.
Медаль, конечно, общественная, типа «За присутствие на пожаре», но важно другое: это официальное признание меня сообществом военных авиаторов. Довелось-таки свинье на небо глянуть… когда резали. Как сказано в статуте медали, ею, в частности, награждаются и «лица из состава гражданской авиации… за особые заслуги в освоении, эксплуатации и обслуживании авиационной техники… оказывающие содействие в решении задач, поставленных перед военной и гражданской авиацией».
А письмо-исповедь тронуло. Человек выложил мне всю свою детдомовскую судьбу и всю боль Офицера за судьбу армии и страны. Мои книги его зацепили; это он хлопотал за медаль и, от имени военных авиаторов, так сказать, вручил ее мне через курьера.
И что ему ответить на пространное послание? Он с интернетом знаком плохо,
э-мейла не имеет, пишет на бумаге по старинке. А я уже и ручку в пальцах не удержу, суставы болят. Придется отпечатать и отправить ему в Рязань почтой. Ну, он еще позвонит.
А вечером пришел Олег с подарочным симовским штурвалом, установил его, отладил; полетали. Подарок этот – от моих друзей, бывших симмеров, а нынче – уважаемых пилотов. Ну, я счастлив. Олег дома еще покумекает, как оставить и джойстик, и штурвал, чтобы летать и на самолетах, и на вертолете, и чтобы они друг другу не мешали.
Покумекал, сделал. Включил я флайт-симулятор: все работает и вместе, и врозь; ничего не отключая и не переключая, можно летать на всех типах самолетов и на вертолетах, на джойстике и на штурвале. И в то же время, на «Ту» можно летать со штурвалом, а джойстиком управлять на земле по путевому каналу. Чего-то Олег там мудрил, мудрил, остался недоволен, – а ведь все работает.
Я должен быть благодарен этим ребятам: они так заботятся обо мне, так опекают, постоянно навещают, держат в курсе всех новостей… и еще благодарят за то, что мой Ездовой пес взорвал им мозг и изменил всю жизнь.
Я вот себе думаю: тут медали навешивают за верность… а мне современная авиация ведь неинтересна. Я верен той, старой, советской авиации, которую считал лучшей в мире. Той, которая меня на крыло поставила, в которой я себя человеком почувствовал.
А кто я в новой авиации? Дед, маразматик, балласт, тина, нафталин. В литературе об авиации я еще что-то, может, и значу, а в реальной авиации, авиации Боингов и Эрбасов, я – ноль. Неинтересны эти самолеты мне, как неинтересны айфоны, блоги, чаты, твиттеры и прочая типа логистика. Жизнь ушла, улетела на новых крыльях. Вот эти ребята, которым снесли голову мои книги, сидят теперь за штурвалами, вот они опираются на новые крылья… и еще деда благодарят – за мечту и за здравый смысл старой школы.
Но это – единицы, фанатики, положившие жизнь на алтарь. А существует же еще громадная масса молодежи, умеющей только болтать на форумах. Там я не котируюсь.
Правильно написал один участник дискуссии: Ершов и сам уже в гробу, и на мир из гроба глядит.
Я близок и понятен старшему поколению, а молодежь представляет меня не иначе как сгорбленным бородатым дедушкой с клюкою. Я – настоящий, живой, еще молодой, чувствующий и страдающий я – уже мертв для них. Ну, вроде как местный, авиационный, занявший свое место на пыльной полке типа классик. Меня цитируют и используют как аргумент.
Авиация оказалась прерывным процессом. Я-то думал, что через меня в будущее непрерывно перетекает опыт поколений летчиков. Нет: врезали новую трубу, уже после меня, и сосут оттуда. А меня перекрыли. Меня живьем в гробу засыпают. Я сначала бился, стучал в крышку кулаками… и зачем? Все равно, скоро один конец.
Нет, какие-то брызги от меня к ним еще долетают. Да только попробовав их на вкус, молодое поколение морщится, говорит «не то» и бежит искать новое – а его и искать не надо, они в нем захлебываются.
На женской тусовке в интернете жена молодого КВС А320 жалуется. Пока жили на Севере, пока мужик набирался опыта на Ан-24 и зубрил инглиш, жили небогато, иной раз и поесть-то сытно не получалось, – но была романтика, было общение, рыбалка, природа и пр. Взяли его в Москву на Эрбас, полетал три года вторым, и вот ввелся. И – как обрезало. Говорит жене: ты мечтала о достатке? Хватает тебе? Всё, отстань, мне надо учить. И зубрит, зубрит, зубрит, и все разговоры – только вокруг самолета. Романтика кончилась. Зато большие деньги. И теперь она готова отдать назад те деньги за то, чтобы только вновь вернуться в благословенное, небогатое, но романтическое северное прошлое.
Но дважды в одну реку не войдешь. Мужик стал сурьезным, он полностью выкладывается на работе, приносит в семью бо-ольшущие, немыслимые деньги.
Ну, на форуме пошла женская дискуссия, спор, надежды, что со временем бремя ответственности облегчится набранным опытом и мужик, мол, вернется в прежнее состояние.
Нет, не вернется. Он познал изнанку. Он помудрел. Романтика с него слетела. Теперь он будет думать о прессе эксплуатации и о том, как подольше сохранить здоровье.
А эксплуатация там, как я теперь крепко усвоил, гораздо жестче, чем выжимали из нас. Вот за это непонимание я в свое время и поплатился: от меня отшатнулась самая продвинутая часть летного состава.
Теперь-то, несмотря на тяжесть своих прожитых летных лет, я понимаю, что тяжесть эта была телесная. Недоспать, высидеть, отмучиться, – зато в полете отдых. Решение задач полета было посильным, в общем, необременительным. Земные заморочки решались Системой. Думать надо было только о безопасности, остальное – экономия, производительность, удельный расход – было игрушками для взрослых, баловством, капризом начальства.
А тут ребята жалуются на засилье бумаг, бумаг, бумаг, документов, стандартов, параграфов, пунктов, букв… нагрузка для неискушенного пилотского моска почти непосильная. И нет даже десятка секунд в полете для отдыха. Постоянное нервное напряжение – мина замедленного действия. Особенно это видно на средних линиях, на смычках. Через океан – там хоть сменный экипаж, и можно покемарить в полете; а вот на смычках – каторга.
