Глеб Елисеев - Лавкрафт
В гостях у Гальпина он пробыл до 15 августа 1922 г., сочетая бесконечные прогулки по окрестностям со столь же нескончаемыми беседами, затягивавшимися глубоко за полночь. Лавкрафт явно воспрянул и телом и духом, от прежней подавленности не осталось и следа. Не досаждали ему и стесненные финансовые обстоятельства, так как друзья и в Нью-Йорке, и в Кливленде старались платить за него, где только можно.
И все же, общаясь с друзьями лично, Лавкрафт не прерывал и обычной переписки с самым обширным кругом корреспондентов. Одним из важнейших эпизодов пребывания в Кливленде стало его знакомство с трудами Кларка Эштона Смита. Этот калифорнийский писатель, художник и скульптор вскоре станет не только одним из самых близких «друзей по переписке» Лавкрафта, но и примет участие в общей игре в литературную псевдомифологию, которую затеет фантаст из Провиденса. О его стихах очень точно отозвался Л. Спрэг де Камп: «В стихотворениях Смита, большинство из которых либо сверхъестественно-фантастические, либо любовные, не было ничего неуместного. Они живые, волнующие, запоминающиеся, красочные своей декадентской пышностью, высокохудожественные и технически безупречные»[133].
В 30-х гг. К.Э. Смит начнет писать «рассказы ужасов» и будет известен почти так же, как Лавкрафт. Он станет творить в своеобразной, очень цветистой манере, напоминающей о его стихотворном творчестве, но многие из мотивов произведений несомненно окажутся очень близки лавкрафтианским.
Но пока восхищение Лавкрафта вызовут два сборника стихов К.Э. Смита — «Ступающий по звездам и другие стихотворения», а также «Оды и сонеты», с которыми его познакомили С. Лавмен и А. Гальпин. Он решается отправить поэту в Оберн, где он постоянно проживал, восторженное письмо. Смит не замедлил ответить, после чего обмен письмами стал регулярным.
Решив, что уже достаточно нагостился у Гальпина, Лавкрафт в середине августа отправился в новый путь, вернувшись в Нью-Йорк, к нетерпеливо ожидающей его Соне. Их взаимное притяжение лишь усиливалось, и становилось все яснее, что просто крепкая дружба перерастает в нечто неизмеримо более значительное. Говард провел в Нью-Йорке со своей возлюбленной почти два месяца. Впрочем, круг его общения не ограничился только одной Соней Грин, и благодаря нью-йоркским друзьям (как старым, так и новым) Лавкрафт стал настоящим знатоком города.
Он изучил самые разные уголки мегаполиса, даже настолько жуткие, как «Адская Кухня» — известный район трущоб на западе Манхэттена, с которым его познакомил новый приятель — Эверетт Мак-Нилл, автор приключенческих рассказов для подростков.
Путешествия и новые впечатления подстегнули творческое воображение Лавкрафта. В сентябре 1922 г., во время вечернего «визита» его и Лавмена на старое кладбище у реформатской церкви в Бруклине, он отколол от одного из могильных камней XVIII в. маленький кусочек на память. И после этого заработала фантазия — Лавкрафт начал воображать монстра, который явится за ним из могилы, чтобы покарать за совершенное микросвятотатство.
Рассказ на эту тему был закончен в середине октября 1922 г. и получил название «Пес». (В русских переводах он также фигурирует как «Собака» и «Гончая».)
Эта история, ведущаяся от лица столь привычного для Лавкрафта безымянного рассказчика, повествует о двух приятелях-некрофилах, находящих извращенное удовольствие в разграблении и осквернении могил. Однажды главный герой и его друг Сент-Джон в Голландии вскрывают могилу их предшественника — средневекового гробокопателя. На его останках они обнаруживают загадочный амулет: «Он представлял собою странную стилизованную фигурку сидящей крылатой собаки, или сфинкса с полусобачьей головой, искусно вырезанную в древней восточной манере из небольшого куска зеленого нефрита. В каждой черточке сфинкса было нечто отталкивающее, напоминавшее о смерти, жестокости и злобе. Внизу имелась какая-то надпись, ни Сент-Джону, ни мне никогда прежде не доводилось видеть таких странных букв; вместо клейма мастера на обратной стороне был выгравирован причудливый жуткий череп»[134].
Позднее из оккультных текстов друзья выясняют, что эта фигурка символизирует «сверхъестественные свойства души тех людей, которые истязают и пожирают мертвецов»[135]. А вскоре незадачливые грабители начинают слышать отдаленный собачий лай и другие странные, призрачные звуки. Наконец неявная угроза воплощается в реальную трагедию — Сент-Джона убивает некая невидимая тварь, и перед смертью он успевает произнести лишь одно: «Амулет… проклятье…» Рассказчик решает избавиться от проклятия, вернув амулет в могилу, но его обворовывают в Роттердаме. Все-таки вскрыв место последнего упокоения древнего колдуна, герой видит ужасающую картину: «Теперь его череп и кости в тех местах, где их было видно, были покрыты запекшейся кровью и клочьями человеческой кожи с приставшими к ней волосами; горящие глазницы смотрели со значением и злобой, острые окровавленные зубы сжались в жуткой гримасе, словно предвещавшей мне ужасный конец. Когда же из оскаленной пасти прогремел низкий, как бы насмешливый лай, а я увидел в мерзких окровавленных костях чудовища недавно украденный у меня амулет из зеленого нефрита, разум покинул меня»[136]. Стремясь уйти от неизбежной участи, герой-рассказчик решает застрелиться: «Сейчас, когда лай мертвого бесплотного чудовища становится все громче, а хлопки мерзких перепончатых крыльев слышны все ближе у меня над головой, только револьвер сможет дать мне забвение, единственное надежное убежище от того, чему нет названия и что называть нельзя»[137].
Этот текст Лавкрафта написан настолько вычурным стилем и настолько перегружен «запугивающими прилагательными», что, например, С.Т. Джоши предлагает считать его самопародией. Однако вряд ли автор задумывал рассказ именно в таком качестве. Скорее сказались превратности стилистики, к которой Лавкрафт тяготел в это время. В итоге «Пес» несомненно относится к тем его текстам, которые лучше выглядят в хороших переводах, чем в оригинале. Впрочем, вскоре и самому Лавкрафту стало ясно, что дальше изощряться в стилистическом подражании По и лорду Дансени невозможно и новые рассказы требуют нового подхода — в чем-то гораздо более строгого и аскетичного.
Одним из наиболее примечательных моментов в тексте «Пса» стало то, что там впервые был упомянут «Некрономикон» — самый знаменитый из оккультных текстов, придуманных писателем. В «Псе» было сказано, что про амулет мертвеца друзья-некрофилы прочитали в «запрещенной книге Некрономикон, написанной безумным арабом Абдулом Альхазредом»[138]. Здесь же в первый раз называется некая «страна Ленг» (впоследствии — «плато Ленг») из Центральной Азии, которая позже станет одним из важных элементов лавкрафтианской «секретной географии Земли».