Анри Труайя - Иван Грозный
Эту трудную миссию возлагают на Антонио Поссевино, папского легата, который хорошо знает север. В Венеции он пылко рассказывает о том, как помогло бы сплочение христианских государств вокруг России и Польши в борьбе с турками. Но венецианцы слишком дорожат своими торговыми связями с Оттоманской империей, чтобы участвовать в столь бесперспективном предприятии. Они снова уклоняются от прямого ответа. Через Вену и Прагу Поссевино добирается в Вильно, где встречается со Стефаном Баторием. И снова поражение! Несмотря на уважение к воле понтифика, король Польши не одобряет его идеи: он хочет получить всю Ливонию, разрушить или взять в свои руки некоторые русские крепости и требует выплаты дани. Но дает посланнику возможность продолжить путешествие, и неутомимый Поссевино пускается в путь. В Смоленске ему оказан пышный прием, но незнание языка сыграло с ним злую шутку. Уверенный, что идет на обед, на который был приглашен, он оказывается у дверей храма, в котором служат обедню. Ошарашенный, он уходит, отказавшись приложиться к руке епископа. Восемнадцатого августа 1581 года (когда армия Стефана Батория приближается к Пскову) он приезжает в укрепленный городок Старицу, который царь избрал своей временной резиденцией. Через день предстает пред «светлыми царскими очами». Поначалу очарован варварским великолепием убранства и одежд. Окруженный бородатыми боярами в парче, в шитой золотом мантии, усыпанной драгоценными камнями, со скипетром в руке, в шапке Мономаха, на троне восседает Иван и хищным взглядом смотрит на прибывшего. Под этим взглядом папский посланник в простой черной сутане смиренно склоняется. Поинтересовавшись здоровьем святого отца и получив послание, в котором Григорий XIII называет его «дорогим сыном», царь осматривает его подарки: распятие из горного хрусталя, украшенное золотом, в которое вправлен кусочек Истинного креста, прекрасно изданная, в богатом переплете, переведенная на греческий книга о Флорентийском соборе, четки, украшенные золотом и драгоценными камнями, золотая чаша. В последний момент Поссевино отказался от намерения вручить еще и изображение Святого семейства с обнаженным Иоанном Крестителем – это могло бы смутить русских, привыкших к более целомудренному изображению святых. Он привез еще два подарка – для старшего сына царя и для царицы Анастасии, «нашей любимой дочери», которая умерла двадцать один год назад, и с тех пор ее сменили уже семь жен, что совершенно непозволительно с точки зрения Ватикана. Не моргнув глазом, Иван благодарит посланника и велит немедленно начать переговоры.
Шесть бояр при помощи переводчиков беседуют с Поссевино, отвечая на его вопросы, но при малейшем затруднении бегут к царю. После перерыва они по очереди зачитывают длинный свиток с витиеватыми ответами государя. Каждый начинает с благословения царя и перечисления всех его титулов. Поссевино слушает это тридцать шесть раз подряд, тщательно скрывая раздражение под маской любезности. Позже ему придется наблюдать споры переводчиков, которые препираются по поводу смысла текста и упрекают друг друга в искажении мыслей Его Величества. В течение месяца стороны дискутируют, не понимая друг друга, обмениваются нотами, бредут в тумане. Иногда царь приглашает Поссевино и ведет с ним приватные беседы. После того как папский легат целует ему в знак уважения кончики пальцев, Иван моет руки в золотом сосуде, чтобы очиститься от грязи, которую оставил на его коже этот еретик. С хитростью и упорством отстаивает государь свои предложения, восхваляет заслуги папы, описывает выгоды для всего христианского мира от прекращения военных действий между Россией и Польшей, но не произносит ни слова о крестовом походе против Турции, ни о сближении двух Церквей. Уверенность его укрепляет долгожданная весть, пришедшая из Пскова, о поражении Стефана Батория. Он знает, что у противника не хватает продовольствия, боеприпасов, денег. Быть может, настало время расплаты? В середине сентября иезуит понимает, что теряет время в России, и решает вернуться к переговорам с польской стороной. «Ты идешь искать короля Стефана, – напутствует его царь. – Поприветствуй его от нашего имени, а после обсуждения мира на условиях, предложенных папой, возвращайся к нам, так присутствие твое всегда нам любезно из-за нашего отношения к тому, кто тебя послал, и твоего искреннего участия в наших делах».
Пятого октября 1581 года Поссевино находит Стефана Батория в польском лагере недалеко от Пскова. Несмотря на плохое состояние его войска, король не намерен отступать в вопросе о территориальных притязаниях, но готов отказаться от выплаты дани. Уверенный в том, что исчерпал все дипломатические возможности, иезуит пишет 9 октября к Ивану, советуя как можно быстрее начать переговоры. Уставший от войны царь готов отправить своих представителей в стан врага. Они встречаются с польскими участниками переговоров в разоренном городе Киверова Гора, в пятнадцати верстах от Запольского Яма. Беседы проходят в бедно обставленном деревенском доме, где поселился Поссевино: все рассаживаются по лавкам между импровизированным алтарем и печью, дым от которой выходит через отверстие в крыше. По окончании каждого раунда переговоров присутствующие расходятся, похожие на трубочистов. Иезуит выступает в роли арбитра: по правую руку от него сидят поляки, по левую – русские. Споры столь яростны, что не один раз поляки выскакивают из хижины с криками, что ноги их больше не будет в этой ловушке. Однажды, потеряв терпение, Поссевино хватает одного из русских за шубу, обрывает все пуговицы и выставляет за дверь. Но, переходя от ссоры к ссоре, стороны все-таки договариваются: пятнадцатого января 1582 года подписано перемирие сроком на десять лет. Русские оставляют всю Ливонию и Полоцк, поляки – завоеванные ими русские города. Это наихудший вариант для царя – после двадцати лет борьбы, когда Ивану казалось, что он исполнил все, что хотел, Москва вновь оказалась отрезанной от Балтики и Западной Европы.
А он не перестает думать о ней. Опасаясь перенимать иностранные новшества, во все глаза смотрит на них. Одновременно гордится тем, что русский, и стыдится отставания своей страны от других. Глядя на Францию, Италию, Англию, Германию, Испанию, Польшу, где расцветают искусство и литература, понимает, что его страна застыла в созерцании пыльного прошлого. В эпоху Чосера и Вийона, Петрарки и Боккаччо, Данте и Ариосто, Рабле и Ронсара в Москве нет ни одного писателя. Ужас перед мирскими удовольствиями, который воспитывает православная Церковь, душит робкие ростки проявления любого дара. Одна архитектура сумела вырваться из этих пут. Живопись, скульптура, музыка, литература задавлены церковными запретами. Воображение художника, и то ограниченное строгими правилами, может найти выход только в иконописи, сказители довольствуются сочинением песен и сказок. Огромная страна пребывает в дремоте. Тяжелое оцепенение мешает ей думать и самовыражаться. Первая типография, установленная датчанами, разрушена москвичами, напуганными деятельностью «слуг сатаны». Новую Иван устраивает у себя в Александровской слободе – там печатают не слишком много книг, и все они религиозные. Изданные за границей – тоже редки. По описанию, составленному в 1578 году, сказочно богатый Строганов владел двумястами восемью книгами, из которых только восемьдесят шесть были отпечатаны. Митрополит Макарий, неутомимый и разносторонний писатель и богослов, в двенадцати огромных томах собрал жития святых, труды отцов Церкви, описания «хождений» – путешествий. В его работе принимал участие сам царь – в свое время Макарий учил его, у него легкое перо и бурное воображение. Основу его личной библиотеки составляют Библия, молитвенники, Псалтирь, знаменитый «Домострой», «Четьи-Минеи». Но он читает и светскую литературу, «хождения», все, что попадается под руку. У него великолепная память, в своих посланиях он всегда приводит множество ссылок и цитат. Ему хочется быть одним из самых образованных людей в России. Быть может, так оно и есть на самом деле. Но с точки зрения и политики, и культуры перед ним стоят одни и те же проблемы: как сохранить свою русскую сущность, не оставаясь в стороне от интеллектуальной жизни остального мира, как двигаться в будущее, не потеряв связи с прошлым. Царь в своем выборе незыблем – опасаться Европы, тем не менее перенимая у нее потихоньку то одно, то другое; и придет день, когда, накопив знания своих соседей, Россия превзойдет их гением своих художников и ученых, не утратив национального своеобразия.
