Анатолий Черняев - Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991
Не думаю, что всего этого Горбачев не понимает. Но за четыре года, как я при нем, он ни разу ни мне самому, ни тем более другим, никак это не «обозначил».
Вчера был у Брутенца в больнице на Мичуринском. Он с инфарктом, который у него случился в Дублине. Проговорили часа полтора — о том, прежде всего, куда мир катится, и что на этот счет думает Горбачев. Я высказал свое убеждение, что М. С. искренне верит в свою формулу: «социализм — творчество масс»… Вот пусть они и творят, а что получится, посмотрим.
Карэн согласен, но добавляет: нужно при этом все таки и управлять.
Я ему: а как управлять, когда нет механизмов для этого? План можно, конечно, составить, но никто теперь не захочет жить по какому-то ни было плану — нажились по планам! Да, если бы и захотели, уже не смогут. Мы достаточно убедительно доказали всем и самим себе, что общество по плану развиваться не может. Государство — может. до какого-то момента, пока окончательно не оторвется от общества.
Поговорили мы и о том, что М. С. все больше включает личностный момент в кадровую и вообще политику. Это его дискредитирует. Самые опасные симптомы личностной реакции — отношение к Ю. Афанасьеву, делу Старкова, дифирамбы в адрес Ваньки Фролова и сам факт, что этого своего помощника он назначает редактором «Правды».
За пару дней до поездки в Финляндию, приходил ко мне А. Н. Яковлев. У него та же тема горбачевской неблагодарности. За пять лет совместной работы и даже за то, чему Яковлев был инициатором, он не получил ни одного «спасибо». Дружеское расположение, доверие (а иногда игра в доверие) — это да. Но так, чтобы «отличить» или воздать — ни-ни. Дело скорее всего в том, что Горбачев не хочет ни перед ПБ, ни перед ЦК, где Яковлева ненавидят, ни перед обществом идентифицировать себя с ним и тем самым окончательно противопоставить себя Лигачеву. Держит А. Н. как бы «для себя»: что-то может подсказать, посоветовать, что-то написать по поручению.
А. Н. жалуется: во время перестройки все бывшие и нынешние члены ПБ выступали с докладами к 7 ноября (годовщина Октябрьской революции) или к ленинским дням. Яковлеву это ни разу не было поручено. И на этот раз Горбачев назначил для доклада новоиспеченного члена ПБ Крючкова. А. Н. переживает. И в который раз «советуется» со мной — не уйти ли ему в отставку. Я, конечно, протестую, хотя понимаю, что туто с его стороны — желание выплакаться. Но и по делу: если он уйдет, тогда уж явно все поймут, что гласности конец и что Горбачев, действительно, начинает повторять Никиту.
Когда я провожал его до двери, он мне шепотком говорит: Слушай, а что это он (М. С.) который уж раз заговаривает со мной — не уйти ли ему на покой?
Меня это не удивляет, — ответил я. Бывая с ним в отпусках, иногда в самолете втроем с Р. М. я это уже слышал. Идея принадлежит ей. Прошлым январем в Пицунде и этим летом в Форосе она почти всерьез, при мне, убеждала его: пора, Михаил Сергеевич, уходить, замкнуться в частной жизни и писать мемуары. Ее влияние на него нельзя недооценивать. Однажды она прямо так и сказала: «Михаил Сергеевич! Ты свое дело сделал.»
Перечитываю «Гулаг» в «Новом мире» № 9 — о 1917–21 гг… тенденциозно о терроре и т. д. Не исторично. Но. М. С. еще год назад на ПБ заявлял, что не допустит публикации. А теперь «Гулаг» пошел и по правым и по левым журналам. В следующем году уже собрания сочинений будут выходить. И главное, как В. Астафьев в «Комсомолке» недавно: это удар уже не по идеологии Октября, а по всей истории — будто мы «действительно строили светлое будущее». Удар оружием нравственности. Сила языка. Тут он велик в своей истовости.
6 ноября 1989 г.«Ты уж нас прости, ведь мы тоже тебя простили». Это слова М. С. на ПБ Лигачеву, который по поводу очередного возмущения прессой с горечью, махнув рукой сказал: «Вы все расстреляли, все втоптали в грязь, — и прошлое, и настоящее, ничего не оставили»
По поводу очередной истерики Рыжкова, — что, мол, со всех сторон кричат о кризисе: «экономика — в кризисе, общество — в кризисе, партия — в кризисе, снабжение — в кризисе, всё!» М. С. заметил: Но они ведь только повторяют, что мы сами сказали, в том числе на XIX партконференции. Вот, когда о катастрофе, — тут я не согласен.
В связи с созданием в правительстве РСФСР Госкомитета по национальному вопросу М. С., видимо, вспомнив записку академика Гольданского, которую я ему посылал, промолвил: и насчет антисемитизма надо посмотреть. Тут же последовала реакция Лигачева: ну, тогда и о русофобии. М. С. (действует на него Лигачев не личностью, а тем, что за ним стоит в стране) сразу замялся, добавив: да, конечно, и о русофобии — тоже!
В «Дружбе народов» опус Н. Бердяева: «Христианство и антисемитизм». Вот с помощью этих наших русских классиков надо давить «Память». Ничем другим их не возьмешь. Не их, а ту вонь, которой они наполняют общество.
Я устаю от Горбачева, вернее от его инструментального отношения ко мне. Он настолько уверился, что, если я чем-то занимаюсь, то все будет в порядке, что совсем перестал «разговаривать». Теперь он не советуется со мной, а изредка изливает душу. И почти никогда заранее (как было раньше) не формулирует идеи задания, которое дает. Мне самому все приходится придумывать. Так было со всеми последними визитами: в Англию, ФРГ, в Париж, Страсбург, в Финляндию.
И начал спихивать на меня все заготовки своих посланий лидерам, приветствия всяким конференциям и юбилеям. Тьма тьмущая первоначальных авторов: МИД, ССОД, Международный отдел, Комитет мира и т. д., но они дают «жвачку», как он выражается, и перестал их смотреть в первоначальном виде. Если уж какой-то текст послания, телеграммы от его имени, приветствия помимо меня попал в опрос по ПБ и если я его нагло правлю после того, как расписались многие члены ПБ, он ставит свою окончательную подпись, «с учетом» моей правки, изредка поправляя и меня.
Я занимаюсь самокомплементами. Но мне это (искренне) не нравится. Я вышел… и уже по возрасту «ушел» из пономаревской школы, когда качество определялось — понравится ли начальству. И вот такая работа отнимает у меня 60–70 % времени, лишает возможности серьезно и по-крупному думать на перспективу и по существу больших проблем — либо это делается в перенапряжении и спешке.
Он, видимо считает, что у меня нет «личной жизни» и не может быть «свободного времени». Потому, что звонит в субботу, в воскресенье, поздно вечером, иногда в 12 часов и, если меня не оказывается, недовольно шутит. Да, конечно, у него: ЦК, Кремль, дом, дача с Раисой Максимовной. Всё! У меня — аналогично, но пока еще не совпадает. Я обманываю свое реальное время. Но времени для такого обмана — крайне мало.
