Петроний Аматуни - На крыльях
Впрочем, кое-кто унимает остряков:
— Будет вам из мухи слона делать…
Ох, и злая эта «муха»!
На наше счастье в небе послышался рокот моторов и в круг вошел самолёт Л-4878. Это — Дорохов. Ровно в 15 часов 40 минут Илья Нефёдович мастерски посадил свой воздушный корабль на три точки. В толпе лётчиков раздается одобрительный гул.
— Отлично «притёр» старик!
— Полагать надо. Десять тысяч часов он налетал только на ЛИ-2!
— Да, летает человек, ничего не скажешь!
Вскоре самолёт Дорохова подрулил к перрону, и все, как по сигналу, побежали к нему. У многих в руках букеты цветов.
Когда из самолёта стали выходить пассажиры, их изумлению не было конца — столько людей, цветы, фотокорреспонденты, журналисты! Почти все они, не понимая в чем дело, в сильном смущении старались поскорее уйти в сторону от этой шумной и радостной встречи.
Вышли пассажиры, носильщики с чемоданами, встречающий врач… В двери показалась высокая, слегка сутуловатая фипура в костюме аэрофлотца. Это Илья Нефёдович. Он никак не может решиться выйти, не привык к почестям, да и не любит их.
Потом, низко пригнув голову, выходит на трап. Гром аплодисментов встретил его. Волнуясь, Илья Нефёдович сошел по ступеням и направился к командиру.
Все стихли.
— Товарищ командир, — докладывает он, — экипаж самолёта 48–78 выполнил рейсовый полёт по маршруту: Москва — Воронеж — Ростов. На борту всё в порядке.
— Товарищи, — обращаясь ко всем, громко говорит командир, — этим рейсом наш старейший лётчик командир корабля Илья Нефёдович Дорохов завершил безаварийный налёт своего третьего миллиона километров… От имени всего коллектива поздравляю вас, Илья Нефёдович, с новым успехом в вашей лётной работе…
Он крепко пожимает юбиляру руку. Щёлкают затворы фотоаппаратов, к Дорохову тянутся десятки рук с букетами цветов. Тут же у самолёта открывается митинг.
Приятно жить и работать в стране, где труд человека ценят превыше всего, где всякий человек окружён любовью и вниманием народа!
Нам хочется послушать, о чём будут говорить, но времени уже не остаётся: надо пообедать и готовиться к дальнейшему полёту, в Минеральные Воды.
* * *
Весь путь до Минеральных Вод мы летели под впечатлением этой встречи Дорохова и… своей последней посадки. Разговариваем редко и скупо. Больше молчим и думаем.
… Вот и аэропорт Минеральные Воды у подножья крутой горы. Спокойно заходим на посадку и отлично приземляемся на три точки возле самого «Т», без всякого старания.
И вдруг к нам вновь вернулось прекрасное настроение.
— Хороший лётчик, — говорит командир.
— Замечательный человек, — подтверждаю я, понимая, что сейчас речь может идти только о Дорохове. — Скромный, трудолюбивый. Настоящий аэрофлотец! И летает уже сколько…
— Да и ещё пролетает не один год.
И в самом деле, хотя Дорохову уже под пятьдесят и в авиации он считается «стариком», трудно представить Илью Нефёдовича вне его любимой профессии линейного лётчика.
Так пожелаем же ему, как говорят сейчас в Китае хорошим, достойным уважения людям:
— Десять тысяч лет жизни!
Инструктор
Окончив курсы вторых пилотов воздушных кораблей, я получил направление и прибыл к месту назначения.
Переступив порог штаба, я попал в новый для меня и мало знакомый мир… Даже лозунги на стенах были особенные, свои: «Боритесь за высокую производительность каждого рейса!», «За безопасность, регулярность, экономичность!», «Крейсерский график — основа расчёта полёта», «Вторые пилоты! Правильно распределяйте груз в самолёте!», «Боритесь за культурное обслуживание пассажиров в полёте!», «Пилоты! Летайте только на наивыгоднейших эшелонах!» и т. д.
Ужас!.. Где же романтика царственных полётов, свободных от земных рассуждений и забот о «наивыгоднейших эшелонах»?.. Куда я попал?
Несколько минут спустя я представился начальнику штаба. Как и все начальники штабов, он оказался человеком дела и, ознакомившись с моими документами, сказал, подавая мне зачётный лист:
— Работы у нас хватает, поэтому постарайтесь поскорее разделаться с этим и приступайте к полётам… Основные зачёты примет у вас пилот-инструктор вашего подразделения Виктор Андреевич Васильев.
Разыскал Васильева. Это оказался подвижной человек небольшого роста, с умными чуть лукавыми глазами и крупными чертами лица. По значкам на его кителе я сразу узнал, что Васильев налетал больше двух миллионов километров.
Держался он скромно и запросто, будто мы знакомы уже давно.
Выслушав меня, он взял зачётку, подумал и предложил:
— Пойдёмте в штурманскую, там никого нет.
На душе у меня было спокойно: в зачётах я человек закалённый — поднимите меня в час ночи, и я без запинки сдам зачёты не только по авиации, а если прикажете, то и по лунным затмениям…
Но с Виктором Андреевичем я попотел основательно. Он, не заглядывая в наставление и инструкции, потому что каждый параграф знал и так, вопросы задавал как будто самые простые и всё же…
— Какой-то любитель голубей хочет отправить своих птичек в Москву — подарок приятелю. Как прикажете их грузить в самолёт?
Грустное молчание. А ведь где-то в самой глубине инструкции по перевозкам грузов затесался и такой маленький пунктик, которому я не придал значения!
— Что надо сделать при рулении, чтобы пассажиры не требовали книги жалоб?
— ?!?!?!..
Ответ оказался классически несложным:
— Отлично рулить!
— Что надо делать, если автопилот испортился в полёте?
— Гм… Выключить его.
— Правильно. А ещё?
— Радоваться! Вы сами будете крутить баранку вместо автопилота и лишний разок потренируете себя в технике пилотирования. Ещё вопрос… Перед самым взлётом вы обнаружили, что обе фары на крыльях сгорели. Рейс дневной. Ваши действия?
— Надо лететь.
— Нельзя. Вылетаете вы днём, но по пути вас задержит в каком-нибудь порту непогода и продолжать рейс придётся ночью, а вы без фар… Всегда вылетайте только на полностью исправном самолёте! Не вылетайте даже без чайных стаканов — они могут понадобиться пассажирам… Так-с… Летите ночью, за облаками. Луна слева от вас, что надо сделать?
— Вы шутите, Виктор Андреевич?!
— Наполовину шучу, поскольку в наставлении нет такого параграфа. А наполовину — говорю серьезно. Ведь вам доверяют пассажиров! Следовательно, надо знать своё дело до мельчайших тонкостей… А я летаю побольше вас, уже свыше двадцати лет. Не обижайтесь на меня, старика. Итак, ваши действия?
