Николай Минаев - Нежнее неба. Собрание стихотворений

С чувством ужаса тупого,
Очевидно за грехи,
Я прочел сейчас Попова
Закавказские стихи.
Вместо всяческих «жемчужин»,
Отыскал я в них «клопов»…
Нет, решительно не нужен
ВСП пиит Попов!

Единственное счастье у меня
Любовь к тебе, она бурлит по венам,
Ежеминутной нежностью пьяня,
Не утоляя вымыслом мгновенным.
Ей только два предписаны пути:
Иль просиять, иль не дождавшись света
Ютиться в клетке сердца взаперти,
Щадя самолюбивого поэта.
Еще дышу тобою и пока
Ношу любовь как милую обузу,
Которая быть может на века
Озолотит лирическую Музу.

Как мог я – безумный – поверить, что ты виновата?
Закатная сырость ползет по сентябрьскому саду,
Под липами грустно, а небо чуть зеленовато,
И острая жалость сменяет тупую досаду.
Сейчас только, здесь только, в сумраке этом лиловом,
Я понял, что значит с единственной в мире расстаться;
О, милая, милая, я оскорбил тебя словом,
Свой храм оскверняя безумной хулой святотатца…

К терпенью, о Муза, себя приучай!..
Здесь в поте лица говорят и внимают,
Едят бутерброды и кушают чай
И делают вид, что стихи понимают.
Здесь – этот осанист, а тот неказист —
Сидят знатоки всевозможных пиитик,
И каждый из них диалектик-марксист,
И каждый иль в прошлом иль в будущем критик.
А в центре стола и вниманья она, —
Для многих к грядущему мост из былого, —
«Трудами» и формами отягчена,
Давать соизволит «по поводу слово».
Здесь в прениях ставят вопросы ребром,
Хотя разрешать их никто не намерен,
Здесь барды от сох щеголяют нутром,
В стихах повествуя, что чувствует мерин.
И вот все сидят с выраженьем в лице,
Друг друга словами до одури мают,
И спорят о выеденном яйце,
И делают вид, что они понимают…

– «Товарищи, товарищи, сюда!
Я отыскал…» – «Всегда найдет пройдоха»
– «Прекрасный вид, поблизости вода!»
– «И вообще здесь, видимо, не плохо?!.»
– «Что это за растения растут?..»
– «По-моему попали мы в пампасы!..»
– «А интересно очень: есть-ли тут
Широкие трудящиеся массы?!.»

О эта нежность к бытию
И крови легкое кипенье…
Любовь, я в жилах узнаю
Твое серебряное пенье!
И перечувствовать спеша
Прикосновенье гостьи строгой,
Переполняется душа
Очаровательной тревогой.

Я не клонил пред чувством головы,
Я был пленен не женщиной, а Музой,
Но ты пришла и сердце мне – увы! —
Отяготила милою обузой.

И вот любовь, с которой сладу нет,
В очарованьи необыкновенном
Душой воспринимается как свет
И чувствуется пламенем по венам.

И на строку ложится отблеск твой,
И зреет страсть в тревоге ожиданья,
И нависает тучей грозовой
Молниеносный ливень обладанья.

Я не хотел в «Прохладе», Марк Тарловский,
С литературной резвостью орловской
Побить рекорды бардов наших дней,
Нет, я решал задачи потрудней.

И пусть, поэт, не лживой одалиской,
А женщиной желанною и близкой,
К тебе прильнет в лирическую ночь
Моя акмеистическая дочь.

Саженный рост, фигура Геркулеса,
Размашистость и митинговый зык;
И вот гремишь как ржавое железо,
Чудовищно коверкая язык.

И простоты чураясь, что заразы,
Ты начинаешь синтаксис давить,
И громоздишь немыслимые фразы,
Чтоб только рифм побольше наловить.

Увы! Они как груди у кормилиц
В твоих строках беспомощно висят,
К тому жив рифмах мой однофамилец
Тебя объехал лет на шестьдесят.

Изображать царь-колокол московский,
Поверь, весьма сомнительная честь;
Пора, пора, товарищ Маяковский,
Тебе серьезно Пушкина прочесть.

Пора понять, что спишь ты беспробудно,
Что голос твой – не голос наших дней:
Ведь рифмовать по-твоему нетрудно,
Писать стихи значительно трудней!..

Нам не надо – мы не в Полинезии! —
В эмпиреях мыслями витать,
Назначенье нынешней поэзии
Бодрым духом массы напитать.

Ибо словно на закате лужица
Наша жизнь должна порозоветь,
Если над бумагой понатужится
Взяв перо, какой-нибудь медведь.

Он начнет: «Ой, вы поля отлогие!
Ой ты, время тракторных пахот!..»
И уже видны идеология
И здоровый классовый подход.

Не беда, что слишком он старается,
Что труда и пота не таит:
Ведь читать никто не собирается,
Но зато доволен сам пиит.

Знает он, что критики намеренно,
Ерунду марксизмом серебря,
Назовут его стихи про мерина
Новым достиженьем Октября.

И упорно Музы краснолицые,
Оттесняя белокожих нас,
При поддержке чуть ли не милиции
Всей коммуной лезут на Парнас.