Михаил каратаев-крачевский - БЕЛОГВАРДЕЙЦЫ НА БАЛКАНАХ
— Скажите, господа, кто вы такие?
— Новозеландские туристы, — ответил я. — Мы совершаем кругосветное путешествие пешком. Уже прошли Тихий океан, Гренландию, пустыню Сахару и третьего дня, прямо из Индии, пришли сюда.
— И нравится вам Болгария?
— Страна хорошая, только дураков много.
Закончив на этом интервью, мы вошли внутрь, уселись за столики, к большому удовлетворению хозяина, съели по два, а кто и по три обеда и, перекурив, отправились продолжать работу.
Дальше все шло у нас благополучно, мы закончили в срок, и наконец, наступил день сдачи готового котлована подрядчику, — после обеда он должен был произвести точный обмер сделанного и, соответственно, с нами расплатиться. Разумеется, предварительно мы все вымеряли сами, причем обратили внимание на следующее обстоятельство: котлован имел форму буквы “Г”, но “палочки” этой гигантской буквы смежались не под прямым, а чуть острым углом, что, конечно, должно было отразиться на измерении кубатуры.
— Так вот, братцы, — сказал Тихонов, произведя подсчет, — на самом деле мы выкопали пятьсот восемьдесят шесть кубических метров. Но если подрядчик не сообразит, что тут острый угол, и посчитает его за прямой, получится на двадцать восемь метров больше.
— Черта с два не сообразит, он на таких делах собаку съел, — промолвил Крылов. — Еще и на этом остром углу нас обсчитать попробует!
— Желание обсчитать у него, безусловно, будет, но в геометрии он едва ли силен. Во всяком случае, попытаемся всучить ему этот угол за прямой.
— Правильно, — добавил Смирнов. — Но я человек суеверный и, чтобы дело выгорело, предлагаю дать заранее обет: в случае успеха весь излишек этим же вечером пропьем, ведь поезда на Сеймен сегодня уже нет и ночевать все равно придется здесь.
Все с энтузиазмом приняли это предложение, а я пополнил его следующим, тоже единодушно одобренным:
— Ликвидацию излишка организуем не в ресторане, а в “своем” дукьяне. Надо же чем-то отблагодарить хозяина за гостеприимство.
Успех сдачи котлована превзошел наши ожидания: подрядчик не только посчитал угол прямым, но сверх того еще намерял на три кубических метра больше, чем получалось у нас. Иными словами, нам заплатили почти тысячу сто левов лишних.
Вечером мы довольно скромно поужинали в своем обычном ресторане, рассчитались с хозяином и, около восьми вернувшись “домой”, удобно расположились в почти пустом дукьяне, сдвинув вместе три столика.
— С чего начнем? — деловито спросил Смирнов.
— Заказывай литр сливовицы, а дальше будет видно, — ответил я.
— Постойте, господа, — вмешался Тихонов. — Мне кажется, вы не учитываете всей трудности нашего положения: сливуха и прочие виды водки стоят по пятьдесят левов литр, и мы дали обет пропить за эту ночь, и в этом, дукьяне, тысячу сто левов. Выходит больше двух литров на рыло. А если будем пить вино, придется выпить по целому ведру. Дело немыслимое!
— Значит, надо пить более дорогие напитки, только и всего. Шампанское здесь найдется?
— В таком кабаке шампанское! Ишь чего захотел!
— Зови хозяина, сейчас его расспросим!
Из интервью с дукьянщиком выяснилось, что, кроме напитков, явно неподходящих нам по цене (их стоимость не превышала семидесяти левов за литр), у него есть целая батарея ликеров, которые он приобрел на заре своей деятельности, когда еще верил в людей и в их эстетические запросы. Но его клиентура пила только водку, вино и кофе, а ликеры в своей девственной неприкосновенности до сих пор стоят на верхней полке, покрытые толстым слоем пыли. Стоили они по сто левов бутылка (бутылки были литрового объема).
— Ну что ж, займемся ликерами, — сказал Крылов. — Десять бутылок за ночь с Божьей помощью одолеем. Хозяин, для начала гони на стол бенедиктин, да лучше сразу в двух экземплярах.
Бенедиктин был недурен, и эти первые две бутылки мы выпили не без удовольствия, придерживаясь всех правил хорошего тона. Но на третьей кто-то заметил:
— Если мы будем так его смаковать, то нашу программу и за два дня не выполним. Предлагаю впредь обращаться с ликером как с водкой и глушить рюмку одним глотком.
— Правильно! Только при этом нужна какая-нибудь подходящая закусь.
Но, увы, хозяин уже давно не верил, что кто-нибудь станет здесь пить ликеры, у него не нашлось даже печенья. Он мог нам предложить только сушеную воблу и чеснок. Это под ликеры-то! Мы с негодованием отказались. Час был уже поздний, лавки давно закрылись, и наша попытка купить что-нибудь в городе успехом не увенчалась. Мы выпили еще бутылку шартреза под воспоминания и бутылку мараскина под анекдоты, а потом заказали кюрасо... воблу и чеснок.
Десятую бутылку с трудом прикончили в пять часов утра. Помню, это был “анис” — меня до сих пор мутит при одном упоминании об этом ликере. Кое-как мы добрались до своего логова и повалились на солому.
Обет был честно выполнен, но более отвратительного “каца” никто из нас за всю жизнь не переживал. Утром, стоило сесть или даже только приподнять голову, и казалось, что по ней начинали колотить кувалдой; в недрах организма творилось что-то жуткое, во рту будто переночевал хорек... Проклиная подрядчика, не сумевшего правильно подсчитать кубатуру, мы провалялись под навесом до обеда, затем семерым удалось вовремя добраться до вокзала и уехать. Крылов, Тихонов и я к сейменскому поезду опоздали, с горя основательно пообедали, опохмелились и снова улеглись спать.
Проснулись мы уже в сумерках, теперь чувствовали себя вполне нормально и, чтобы не томиться тут почти сутки, до следующего поезда на Сеймен, решили идти туда пешком, — расстояние не превышало двенадцати километров, и ночь обещала быть светлой. Но вопреки этому небо вскоре начало покрываться тяжелыми тучами, и на половине пути нас настигла гроза. В кромешной тьме сбившись с пути, мы двигались наугад, надеясь набрести на какое-нибудь укрытие от начинающегося дождя. Наконец увидели вдалеке слабо мерцающий огонек и пошли на него.
Это оказалась маленькая и ветхая водяная мельница, стоявшая на берегу Марицы. Одиноко живший там старик мельник принял нас радушно, угостил хлебом и арбузами, потом притащил откуда-то большую охапку душистого сена, которая послужила нам постелью.
Этот случайный ночлег запомнился мне навсегда, ибо все сами по себе убогие детали этой обстановки так гармонично сливались в нечто почти колдовское, порождающее чувство какого-то особого уюта и умиротворения. Снаружи бушевала гроза, постепенно удаляясь, под полом нашего помещения монотонно кряхтели жернова — мельница работала, с ее медленно вращавшегося колеса мелодично сбегали струйки воды, а в запруде лягушки восторженным хором славили Бога за то, что не создал их людьми и не усложнил их жизнь политическими проблемами. Все это сладостно убаюкивало, мягко наплывал сон, но я долго старался не поддаться ему, чтобы полнее насладиться этим полусказочным очарованием.
