Юрий Сушко - Дети Есенина. А разве они были?
Исходя из гуманных целей нашего законодательства, и тем более и здравоохранения, мы считаем этот факт грубым нарушением медицинских и правовых норм. Мы просим срочно вмешаться и принять меры для того, чтобы наш коллега мог работать в нормальных условиях.
Новиков П. С., действительный член АН СССР, лауреат Ленинской премии, Гельфанд И. М., лауреат Ленинской и Государственной премии, член-корр. АН СССР, Лазарь Люстерник, член-корр. АН СССР и лауреат Государственной премии, А. Марков, член-корр. АН СССР, Д. Меньшов, член-корр. и лауреат Государственной премии… всего 99 человек.
Ответ просим присылать по адресу: Москва-234, Ленинские горы, Московский государственный университет имени Ломоносова, механико-математический факультет, на имя любого из числа подписавших это письмо.
9 марта 1968 г.
Когда письмо принесли на подпись академику Капице, Петр Леонидович, весьма скептически относящийся к эпистолярному жанру вообще и к коллективному авторству в частности, спросил: «Вы, собственно, чего хотите? Устроить шум или освободить Есенина-Вольпина? Если освободить, то я вам его освобожу. Если устроить шум, то я не с вами…»
Составители письма были обескуражены. Но все равно копию обращения по своим каналам переправили в «Нью-Йорк таймс», где оно было тотчас опубликовано. Правда, даже после этого Есенин-Вольпин все еще некоторое время оставался в больнице «строгого режима».
Так, может быть, и впрямь следовало воспользоваться предложением уважаемого академика?.. Или прав все-таки оставался Есенин-Вольпин, для которого принципиально важен был водораздел между «требованием» и «просьбой»?
* * *Генеральный прокурор СССР Руденко, читая послание ученых, поинтересовался у своего помощника: «А чем, собственно говоря, занимается этот Есенин-Вольпин? Я имею в виду науку».
– Роман Андреевич, там какая-то особо мудреная область математики. Сейчас. Я даже записал для памяти – «аксиоматическая теория множеств, анализ парадоксов и многозначной логики».
– И что сие означает?
– Не знаю, – честно признался помощник.
– Ладно, наведи справки. Вечером доложишь.
– Хорошо, сделаю. А пока у меня есть кое-что по его «теневой» биографии.
– Валяй, – согласился генеральный.
Помощник открыл папку с заранее подготовленной справкой.
«…В 57-м во время фестиваля молодежи и студентов в Москве Есенин-Вольпин был задержан при попытке пройти в компании с иностранными гостями на дискуссию со студентами и аспирантами МГУ. В протоколе, составленном в отделении милиции, отмечалось: «Называет себя сыном Есенина. Говорит, что арифметики не существует. После непродолжительного допроса в наручниках был направлен в психиатрическую больницу для освидетельствования». В «Ганнушкина» содержался чуть более трех недель.
Через два года, летом 1959 года, был приглашен Институтом математики Польской академии наук и Международным математическим союзом для участия в международном симпозиуме. Личное участие Есенина-Вольпина в работе Варшавского форума вызывало сомнения, в поездке ему было отказано. Оргкомитету Вольпиным был передан доклад, который огласили, и он получил высокую оценку участников симпозиума. Сам Есенин-Вольпин в октябре-ноябре 1959 года находился в институте имени Сербского».
Вечером того же дня на стол Генерального прокурора легла справка, подготовленная расторопным помощником. Роман Андреевич, читая, запнулся на фразе: «…из других работ Есенина-Вольпина следует выделить его монографию «Об ультраинтуиционистском доказательстве непротиворечивости системы Цермело-Френкеля». В ней развит интересный аппарат для формализованной семитотики, ориентированный на конечные множества. Интересный для развития семиотических основ информатики в связи со сближением средств выражения естественных и формализованных языков… является полезным и в связи с построениями моделей машинизации научных рассуждений и проблемами алгоритмической обработки данных», перечитал еще раз, сплюнул и в сердцах захлопнул папку.
* * *Александр Сергеевич справедливо полагал, что будет скучно, если он станет детально рассказывать о своем новом, как он называл, ультраабстракционистском направлении в основах математики, которое он разрабатывал начиная с 1956 года. «Ведь речь идет о пересмотре традиционных допущений, таких как единственность натурального ряда: 1, 2, 3, 4, 5… и числа, скажем, 15. Единственно оно или нет? Вот тут есть вопросы. Пусть звучит нескромно, но я могу утверждать, что судить и разбираться в результатах моих открытий будут коллеги-потомки…»
По возвращении из ссылки он долго мыкался и слонялся по Москве в поисках хоть какой-нибудь работы. Наконец с помощью своего научного руководителя пристроился в ВИНИТИ – Всесоюзный институт научно-технической информации – внештатным сотрудником. Занимался реферированием и переводами (спасибо матушке за первоклассные уроки) зарубежной специальной математической литературы, писал статьи для выпусков «Философской энциклопедии».
Позже начал работать в лаборатории электромоделирования под руководством доктора математических наук Васильева, в котором много позже Есенин первым разглядел черты солженицынского персонажа из романа «В круге первом» инженера-полковника Яконова. Когда от ЛЭМ отпочковался отдел семиотики, Вольпин перешел туда, в сектор математической логики. Его научные изыскания, труды в области топологии, теории доказательств, модальной логики и формальной семиотики высоко ценились в ученом мире.
Много времени Есенин-Вольпин уделял редактированию и переводам фундаментальных руководств по логике математики. Среди них особо ценилась книга Коэна «Теория множеств и континуум-гипотеза».
Молодой жене он обещал, что ему необходим год для завершения основной своей работы. Но год прошел, за ним другой, а потом и десять; варианты доказательств множились, но конца им не было видно. «Я складывала рукописи в специальные папки, – рассказывала Виктория Борисовна, – которые шифровала как «ББ» – бездонные бочки».
– Главным делом своей жизни я считаю пересмотр теории доказательств в математике, – говорил он. – Вот вам известно имя Лобачевского? Так вот, я продолжаю его дело. Что касается правозащитной деятельности, то когда я ее начинал, в обиходе даже не существовало такого слова «диссидент». Таких, как я, называли инакомыслящими. Ко мне этот ярлык прилепили из-за того, что я никогда не считал себя материалистом, марксистом, философом-ленинцем и т. д. Как, впрочем, и никогда не говорил, что верю в бога или в какую-нибудь другую сверхъестественную силу. Во всех процессах можно чего-нибудь достичь, если исключить базисные постулаты, проще говоря, ложь. Все наши беды – от лжи…
