Вадим Фролов - В двух шагах от войны
Она отложила одну починенную пару чьих-то порванных на скалах штанов и взялась за другую, торопясь успеть с починкой целой горы одежды к тому времени, когда жена Прилучного позовет ее печь хлеб.
Внимание ее привлекли американские моряки. Они один за другим выходили из избы - просто удивительно, как их там Марья разместила. Ночью двое ребят помогли им вымыться в баньке, нашлось для них и кое-какое бельишко. Потом, поев и напившись крепкого и горяченного чая, разомлевшие и счастливые, они улеглись и сразу заснули. И вот сейчас, старательно приведя себя в порядок, залатав кое-как одежду и побрившись, они выходят на солнышко. И радостно щурятся. На руках у обмороженных свежие чистые бинты - это она, Людмила Сергеевна, смазав им руки знаменитой мазью Вишневского, перевязала; полечила и отмороженную ногу ирландца Патрика, огромного рыжего верзилы; обработали рану на ноге самого молодого белокурого голубоглазого Сэма.
Они выходили, и каждый уважительно кланялся Людмиле Сергеевне. Последний вышел Гаррисон. Он попросил разрешения и присел рядом.
- Э вери гуд дей, - сказал он, глядя в небо.
- О, йес! - охотно откликнулась она.
Людмила Сергеевна хорошо говорила по-английски.
- Новая Земля, - задумчиво сказал Гаррисон, - бог мой, вот уже никогда не подумал бы, что меня занесет в такую даль. Двадцать лет плавал по южным морям. Карибское море, Гонолулу, Маршалловы острова, Канары, - он прищелкнул языком, - Италия, о Италия! Вы бывали в Италии, мисс...
Людмила Сергеевна на секунду задумалась, как ей назвать себя, и неожиданно выпалила:
- Люда! - и тут же ужасно покраснела: услышали бы ее сейчас ребята.
Комиссару экспедиции было всего-то двадцать пять лет.
- Мисс Люда, - сказал Гаррисон, - знаете, что больше всего поразило меня в ваших ребятах? Удивительное чувство коллективизма и какая-то дикая радость жизни. Это удивительно. Ведь я вижу, как им трудно, но с какой отвагой и достоинством они держатся. Вот, например, ваш комиссар Энтони...
- Антон? - улыбнулась Людмила Сергеевна. - Но он не комиссар. Он мой помощник. А комиссар, если угодно, я.
- Вы? - изумился Гаррисон. - Я думал, вы врач. Что же вас, такую молодую, очаровательную женщину, заставило поехать сюда, всего за какие-нибудь семьсот миль от Северного полюса?
- А что заставило вас, мистер Гаррисон, оказаться здесь же?
- Война, - коротко ответил Гаррисон и, помолчав немного, добавил: Ненависть к фашизму. Я видел его в Испании...
- Вы были в Испании?!
Гаррисон кивнул.
- Если я скажу, что вы были в Испании, своим ребятам, они начнут ходить за вами табуном. В свое время Испанией бредили все советские мальчишки. Они просто влюбятся в вас.
- Я сам уже влюбился в ваших мальчишек... И не только в мальчишек. Эта отважная мисс Оля - просто какое-то чудо.
- Да, но у нас много таких чудес, мистер Гаррисон.
Штурман рассмеялся.
- Мне говорили, что русские - большие патриоты и любят похвастаться. Но я не предполагал, - добавил он уже серьезно, - что вы так любите свою родину.
- А вы не любите свою родину?
- Люблю, - сказал Гаррисон глухо и встал. - Мои ребята спрашивают: могут ли они быть вам чем-нибудь полезны, пока мы здесь?
- Я подумаю, Джеймс, - мягко сказала Людмила Сергеевна.
- Спасибо, то-у-вариш комиссар, - сказал Гаррисон по-русски. - Он поклонился и отошел к своим.
К вечеру приехали отец и сын Прилучные. Людмила Сергеевна познакомила Ивана Ивановича с американцами, и они все вместе обсудили, как быть дальше.
- Пусть пока поживут здесь, - сказал Прилучный, - прокормим как-нибудь. А завтра с утра я на своей тюпалке до Матшара сбегаю. Туда вроде еще суда пришли. А кроме того, там и начальство военное есть, и Илья Коститиныч, и радио. Чо-нибудь там придумают. А пока пусть отдыхают.
Моряки благодарно покивали, потом посовещались о чем-то, и Гаррисон сказал:
- Пожалуйста, мисс Люда, переведите господину капитану, что мои ребята не хотят сидеть без дела, они хотят помочь.
Людмила Сергеевна перевела. Прилучный одобрительно кивнул.
- Вы им так перетолмачьте: дескать, что они подсобить хотят, они, конечно, молодцы, да вот только ума не приложу: чем они, такие слабые, нам помочь могут?
- Так не надо, Иван Иванович, - тихо сказала Людмила Сергеевна, обидятся.
- Верно, - смущенно сказал Прилучный, - я бы и сам обиделся.
...Американцы прожили в лагере неделю. Те, кто мог, собирали с ребятами яйца, другие охотились, рыжий ирландец Патрик помогал Прилучному чинить сети. В редкие минуты отдыха они подсаживались к ребятам, пытались подпевать и сами пели свои матросские песни, которые очень нравились ребятам. И когда из Матшара пришел небольшой советский военный тральщик, чтобы забрать их, всем стало грустно.
- Гуд бай, мисс Люда, - сказал Гаррисон, - гуд бай, ре-биа-та! Скажите им, мисс Люда, что я... мы все никогда-никогда не забудем этого. Вы спасли нам нечто большее, чем жизнь, вы спасли нам веру в людей и в победу. Спасибо...
Он быстро вскочил в шлюпку и больше не оборачивался. Остальные последовали за ним и еще долго кричали и махали шапками, но ветер относил слова в сторону, и глухо шумело море...
20
Однажды Афанасий Григорьевич приплыл к нам на небольшом промысловом моторном боте. Бот был старым, грязным и обшарпанным, но носил гордое и красивое имя "Альбатрос".
- Во-первых, - сказал Громов, - я снова добычу вашу заберу: в Кармакулы тральщик пришел, а с ним хорошо вооруженный ледорез "Литке" СКР-18 - так его теперь величают. И второе - тральщик этот вам несколько писем привез.
И он достал из кармана тужурки около десятка конвертов и треугольничков. Все сгрудились вокруг него, и, наверное, не у меня одного заколотилось сердце. Только Васька и Шкерт не подошли к начальнику, а как сидели на камне, так и остались сидеть, и лица у них были хмурыми, да еще отошли в сторону Колька Карбас, Толик из Находки и Славка. Первым Громов назвал меня.
Я не знаю, что я испытал, получив помятый треугольничек: радость или разочарование. Письмо было не от мамы, а от... Марфы Васильевны. И я почему-то долго не решался открыть его.
Письма получили Боря, Саня, Арся, Морошкин и еще несколько ребят. Я ждал, когда Громов назовет Антона, но он так и не назвал его, а последним выкликнул... Ваську Баландина. Все посмотрели в его сторону, а он своей обычной походочкой подошел к Афанасию Григорьевичу, небрежно взял письмо, тут же раскрыл его и начал читать, шевеля губами. Странное выражение появилось на его лице - что-то вроде растерянной улыбки. Он спрятал письмо в карман брюк и пошел к обрыву, сел там на камешек и задумался, подперев голову руками.
А Антону письма не было, и это было очень странно. Втянув голову в плечи, он ушел в палатку. Я посмотрел ему вслед и наконец распечатал свой треугольничек.
