Иулиания - Он хотел жить и умереть странником. Воспоминания об иеросхимонахе Алексии
В своей земной жизни Борис творил много милостыни, добрых дел. А это избавляет от погибели души. Упокой, Господи, его душу в селениях праведных. Отец Мардарий его любил и молился за него как за благодетеля.
Чудо исцеления моей души
Воспоминания рабы Божией Татьяны (г. Задонск)
* * *Мои первые воспоминания об отце Мардарий относятся к концу 90-х годов. Тогда я еще ничего не знала о батюшке. Наши пути пересеклись случайно, однако впечатление от мимолетной встречи осталось на всю жизнь.
Мне вспоминается летняя паломническая поездка в Абхазию. В Новом Афоне я попала в монастырь святого апостола Симона Кананита, где в тот день был престольный праздник. Людей собралось много, и по окончании Богослужения все начали разъезжаться кто куда. Многие, в том числе и я, пошли на железнодорожную станцию Псырцха, расположенную недалеко от монастыря. Мы ждали электричку в Сухуми. Вся платформа была заполнена народом. Среди паломников
были люди самые разные: и миряне, и священники, и монашествующие, и даже пустынники… Но чувствовалось какое-то оживленное единение – всех переполняла радость, в благодушно приподнятом настроении все общались друг с другом, о чем-то беседовали.
Случайно мой взгляд упал на человека, который стоял чуть в сторонке от основной группы людей. Он значительно отличался от других – вся эта оживленная атмосфера, казалось, была не в состоянии нарушить его внутреннее умиротворенное уединение.
Потом я увидела, что он сел прямо на платформу и свесил ноги в железнодорожный пролет… Меня заинтересовал его облик, и я начала потихоньку наблюдать за ним. Это был пожилой человек с густыми, уже с проседью, пышными волосами. Вероятнее всего – монах. На нем был серенький, изношенный, застиранный подрясник. Нет, в облике его абсолютно не было ничего угрюмого или мрачного… Просто чувствовалась особая сосредоточенность – он словно ушел глубоко в себя. Было ощущение, что, находясь тогда среди нас, он одновременно пребывал где-то очень далеко… «Не от мира сего…», – подумала я. Впечатление было настолько сильным, что я все же спросила одного из братии: «Кто этот человек?» Мне ответили: «Старец из пустыни, отец Мардарий…»
Вторая, уже более значимая для меня встреча с отцом Мардарием, состоялась через несколько лет в кафедральном Благовещенском соборе города Сухуми. Батюшка был еще зрячий и иногда приходил в собор, чтобы помочь священникам исповедовать прихожан или совершить необходимые требы.
В тот период со мной случилось серьезное искушение. Дома мне приходилось общаться с человеком, в поведении которого время от времени проявлялась одна очень некрасивая черта – обидчивость. Терпеть это мне было довольно тяжело, а потому я возмущалась, от сердца осуждая «себялюбца».
Думаю, за это Господь и решил преподать мне урок: ведь лишь изведав на опыте «что есть что», мы, самоуверенные и гордые, начинаем сострадать немощам ближних.
Однажды между мной и тем человеком случилось недоразумение, после которого последовал взрыв обиды. В результате был потерян мир в душе.
Но это было лишь началом. Дальше, при одном только виде «обидчика» я начинала заводиться с полуоборота – внутри всё переворачивалось…
Могла ли я представить, что такое когда-либо случится со мной?! Ведь прежде я была о себе гораздо лучшего мнения, считая, уж с кем с кем, но со мной подобного не произойдет! А потому испытывала двойное мучение: собственно, от страсти, плюс от необходимости смириться с новой, весьма неприятной, самооценкой. Начала бороться: молиться, исповедоваться, причащаться.
Надо сказать, к исповеди я приступала с четким осознанием греха – каялась, как мне казалось, искренне. Только сердце при этом отстояло «далече», не принимало участия в покаянии, несмотря на все мои усилия… Быть может, оно наказывалось «окаменением» за мою бессострадательность?..
Время шло, но ничего не помогало. Душу все чаще и чаще смущали помыслы: «Ведь я исповедуюсь – почему же нет облегчения?!» Пока, наконец, не поняла: то, что происходит, есть попущение Божие. Но это благое осознание я не смогла принять правильно, как подобает православной христианке, а потому погрузилась в глубокое уныние.
В таком скверном состоянии прошло около года. И вот наступило лето. Я вновь поехала в Сухуми. Был какой-то праздник, я подготовилась к причастию и на богослужение пошла в Благовещенский собор. Народу собралось много, я заняла очередь на исповедь…
Что за священник, к которому выстроилась очередь, было мне безразлично. Мне нужно было исповедоваться, хоть кому-нибудь, и только. Однако аналой, за которым принималась исповедь, стоял на солее, что давало возможность хорошо видеть, кто совершал Тайнство, а потому я успела рассмотреть батюшку. Это был седенький, худенький старчик, с каким-то неземным, «не от мира сего», лицом. Вряд ли тогда я вспомнила, что уже встречалась с ним. Но в тот миг, в соборе, весь его необыкновенный облик снова глубоко поразил меня. Я просто не могла оторвать глаз и не могла понять, что происходит со мной. Я вглядывалась в батюшку так, будто увидела перед собой неземное существо…
И вдруг я почувствовала: «Я этому человеку расскажу всё! Подниму из глубин моего сердца все детали того бедствия, в котором нахожусь. Я расскажу, я буду плакать и рыдать! Я буду умолять, чтобы он помолился обо мне. И Господь поможет…» Мое сердце трепетало, оно раскрылось и загорелось огнем животворящей надежды. Я стояла, окрыленная приближением сокровенного момента, которого в тот момент уже так жаждала моя душа…
Но в тот момент, когда в очереди на исповедь оставалось всего несколько человек, из алтаря вышел другой священник, подошел к батюшке, что-то тихо ему сказал и подменил его, чтобы продолжить исповедь.
Когда «мой» батюшка ушел в алтарь, я почувствовала, как сердце, столь внезапно обретшее надежду, начало снова «сворачиваться и закрываться». А ведь минуту назад я была полна решимости раскрыть всю глубину своих мучений! Увы, я почувствовала, что не скажу ни слова… Вернее, исповедуюсь, «как всегда»…
Умом я не могла понять, почему произошли такие резкие перемены в моем сердечном состоянии. Ведь ни тот, ни другой священник мне не были знакомы. Я размышляла и сердилась на себя: «Ну, какая разница? Благодать священства на всех одинаковая… Таинство исповеди совершается, лишь бы мое сердце искренне каялось. Исповедь, вообще, принимает Сам Господь, а священник только свидетель…» Но сколько я ни ругала себя, а сердцу, как говорят, не прикажешь…
Удрученная такой потерей, я уже вновь равнодушно наблюдала, как исповедовался стоящий предо мной человек, как подошла моя очередь… И вдруг… Из алтаря вышел тот старец и снова занял свое место у аналоя. Тут же я почувствовала, как помимо разума, помимо воли, мое сердце затрепетало, мгновенно раскрылось, и вновь прорвался покаянный плач…
