Николаус Белов - Я был адъютантом Гитлера
Гитлер стал бдительным и уже не чувствовал себя в кругах вермахта так же вольготно, как прежде. Войска СС со всеми их правами и обязанностями превратились в элитную гвардию. Мы, посвященные, с опасением следили за ходом этого развития, ибо поводом для него служило недоверие к командованию сухопутных войск. Браухич как главнокомандующий ими уверенной в себе личностью отнюдь не был и на роль играющего против Гитлера партнера никак не годился. Не являлась ли действительной причиной неуверенного и скованного поведения Браухича и Гальдера их активная деятельность в движении Сопротивления{127}? Я задаю такой вопрос потому, что нахожу в этом объяснение поведения обоих генералов в 1938-1941 гг. Своей неуклюжей оппозицией политическим и военным намерениям Гитлера, ставшим отчетливо видными летом 1938 г., они не добились ровным счетом ничего. Они были генералами, а не политиками и на роль заговорщиков не подходили.
Имперский партийный съезд «Великогермания»
В Нюрнберге, на имперском партийном съезде НСДАП, несмотря на шедшую в гарнизонах подготовку к мобилизации, в возможность войны, полагаю, верили столь же мало, как и в Берлине. Само собою разумеется, много говорили о судет-ских немцах и их желании вернуться «домой в рейх». Это казалось делом таким же простым, как и весной присоединение Австрии. Повсюду только и звучало: «Уж фюрер-то сумеет!». Однако многие поговаривали и о противоречиях между взглядами генералов и Гитлера. Сам же он демонстрировал (особенно перед гауляйтерами и высшими партийными функционерами) свою открытость, не давая никому заметить то, что внутренне беспокоило его.
Партсъезд получил название «Великогермания», тем самым торжественно отмечая факт принадлежности теперешнего «Остмарка» к рейху. Заседание, посвященное достижениям в области искусства и науки, доставило радость всем авиаторам: ежегодная Национальная премия на сей раз была присуждена двум авиаконструкторам – Хейнкелю и Мессершмитту. Сделано это было по предложению Рудольфа Гесса, тесно связанного с Мессершмиттом. Услышав об этом, Геринг и Мильх ходатайствовали перед Гитлером, чтобы он одновременно наградил и Хейнкеля, которому министерство авиации благоволило больше, чем первому. Но к Хейнкелю была не очень-то расположена партия. Еще в 1934 г. Гитлер тоже выступил против него за то, что тот давал на своем заводе работать евреям. Тем временем его гениальные конструкции способствовали международной известности германской авиационной промышленности.
Фюрер уступил желанию Геринга и Мильха. Премия была поделена между обоими выдающимися авиаконструкторами-конкурентами. Две другие премии получили Тодт и автопромышленник Порше. Естественно, бросалось в глаза то, что премии давались не только за крупные технические достижения как таковые, а присуждались пионерам именно в области военной техники.
Поздним. вечерам 9 сентября (перед тем состоялся сбор политических руководителей под куполом, образованным лучами мощных зенитных прожекторов) Гитлер созвал совещание по оперативному плану «Грюн», на которое в Нюрнберг были вызваны Браухич и Гальдер. Кроме них, на совещании присутствовали Кейтель и мы, военные адъютанты. Я был поражен, услышав из его весьма оживленной беседы с обоими генералами, что генеральный штаб сухопутных войск не выполнил указания фюрера о планировании нанесения главного удара танковыми соединениями и моторизованными дивизиями в полосе 10-й армии генерала фон Рейхенау. В последнее время Гитлер неоднократно пытался убедить Браухича в правильности своего представления о ходе операции, а также о группировке войск и выборе армиями направления своего главного удара. Хотя Браухич и согласился с ним, фюрер все еще продолжал бороться за свой план операции, согласно которому моторизованные соединения подлежали распределению между несколькими армиями. Фюрер не раз подкреплял свои аргументы в пользу операции, имеющей целью захват территории в глубине страны сильной танковой армией: по политическим причинам необходим быстрый успех. Обсуждение тянулось свыше пяти часов и закончилось в 3 часа утра. В заключение речь зашла о Западном вале, и Гитлер повторил свои указания по оборудованию выдвинутых вперед позиций в районах Ахена и Саарбрюккена. Это затянувшееся заседание со многими неприятными ситуациями хорошо запомнилось мне.
В то время как тема Чехословакии бурно обсуждалась на партсъезде за закрытыми дверями, общественность только 12 сентября, в «День вооруженных сил», услышала из уст Гитлера, что он полон решимости «так или иначе» вернуть три с половиной миллиона судетских немцев вместе с самой Судетской областью «домой в рейх».
Перед тем как произнести во второй половине дня на заключительном заседании партсъезда свою с нетерпением ожидавшуюся речь, Гитлер, в кругу партийных фюреров и сотрудников, вел себя в отеле совсем по-домашнему и совершенно непринужденно.
В своей заключительной речи Гитлер обратился к чехословацкому государству и западным политическим деятелям. Он говорил о Версальском «несправедливом мире» 1919 г., о «лжи» лондонской прессы во время майского кризиса этого года как причине нынешней политической напряженности в Европе. Но особенно обескуражили меня те пассажи его речи, которые прямо или косвенно адресовались генералам. Если до обеда он выражал полное доверие к ним, то теперь его недоверия к генералам не услышать было невозможно. Он обвинял их в малодушии и ставил им в пример верность и повиновение простого «мушкетера». Прибывшие в Нюрнберг на празднование «Дня вооруженных сил» генералы слушали его с каменными лицами. Многие из них вообще упреков фюрера не поняли, ибо не знали закулисных причин. То были весьма угнетающие часы, проведенные в присутствии собравшегося здесь партийного фюрерства. Поэтому традиционный гала-банкет в отеле Гитлера прошел в холодной атмосфере. После прохождения войск парадным шагом «День вооруженных сил», а вместе с ним и партсъезд закончился. Никому и в голову не пришло, что это был последний съезд НСДАП.
Визит Чемберлена на Оберзальцберг
15 сентября 1938 г. Гитлер выехал в Берлин. На сей раз его сопровождали два адъютанта от вермахта – Шмундт и я. Это вскоре оказалось полезным. Гитлер хотел использовать день пребывания в Мюнхене для своих приватных дел, но тут пришла ошеломляющая телеграмма Чемберлена{128}. В ней он выражал свою готовность немедленно прибыть в Германию, чтобы найти мирное решение для выхода из критического положения. Предложение это произвело на Гитлера большое впечатление. Он приказал немедленно соединить его с Риббентропом, коротко обсудил с ним ситуацию и затем сообщил Чемберлену, что охотно готов принять его на Оберзальцберге. Сначала фюрер даже подумывал, не выехать ли навстречу западному государственному деятелю, но быстро от этой мысли отказался. Зная любовь англичан к жизни на природе, Гитлер счел желательным принять британского премьер-министра на фоне альпийского ландшафта.
