Степан Тимошенко - Воспоминания
Пока Вернадский вел переговоры, я, без дела, гулял по Ростову и вел разговоры с встречавшимися знакомыми. Встретил А. М. Драгомирова, моего товарища по Путейскому Институту. Позже мы служили вместе преподавателями в Петербургском Политехническом Институте. Он покинул Петербург в конце 1918 года и мог рассказать о всех ужасах, которые там творились при большевиках. В Ростове жил тогда старший брат Драгомирова, известный генерал. Говорили, что он близок к Деникину и я подумал, что может быть он может помочь Украинской Академии. Отец братьев Драгомировых, тоже генерал, прославившийся в Русско-Турецкую войну, был родом из Конотопского уезда Черниговской губернии и потом был Киевским генерал-губернатором. Его сыновья учились в Киевском кадетском корпусе и могли сохранить некоторый интерес к Украине. По из дальнейших разговоров выяснилось, что у братьев Драгомировых никакого интереса к «Украинской Державе» не было.
Встретил директора Киевского Политехникума, профессора Ерченко. Первые годы моей службы в Киеве мы с ним часто встречались. Но он принадлежал к правой группе профессоров, а я к левой и отношения наши были чисто официальные. Но здесь, под влиянием общей разрухи, былая рознь забылась и мы разговорились. Оказалось, что он родом из Черниговской губернии, мой земляк, любитель украинского театра и украинской музыки. Его переговоры с Правительством Добровольческой Армии шли успешнее моих. Политехнический Институт не был украинским учреждением и Правительство Добровольческой Армии уже пообещало ему поддержку.
Встретил еще одного знакомого со времени моих первых лет службы в Киеве. В то время в Киеве существовало Общество Распространения Просвещения в Народе, занимавшееся организацией лекций и концертов для народа. Правление этого общества состояло из С. Д. и С. Р-ов и они пользовались обществом для прикрытия политической деятельности. Но помню кто уговорил меня принять председательство в этом обществе. Требовался человек занимающий солидное положение и сочувствующий просвещению. Занятия мои были несложные: несколько раз в год ко мне являлся секретарь общества с заглавиями намечаемых лекций для народа и списком лекторов и мы вместе отправлялись к губернатору за разрешением этих лекций. Обычно это разрешение давалось без всяких затруднений. Кроме этих посещений губернатора, я должен был председательствовать в заседаниях правления Общества. И вот я встретил теперь в Ростове самого левого члена правления, бывшего рабочего по проводке электрического освещения и установке электрических звонков. Он рассказал мне, что скоро после моего ухода из Киева в 1911 году, он оставил монтерское дело и открыл магазин электрических принадлежностей. Торговля пошла хорошо, составился капитал и он занялся предпринимательством. Теперь он стал одним из поставщиков Добровольческой Армии и бывший крайний революционер был озабочен, как сохранить нажитый капитал.
Переговоры Вернадского оказались такими же безуспешными, как и мои, и мы возвращались в Киев с пустыми руками. До Харькова мы доехали быстро, а там застряли. Приехали утром, а ближайший поезд на Киев шел только вечером и все билеты на этот поезд уже распроданы. Нам посоветовали прийти к отходу вечернего поезда, может быть в последний момент удастся попасть в поезд. Мы так и сделали. Вечером, когда вернулись на вокзал, оказалось, что к поезду прицепили служебный вагон, в котором едет какой‑то поставщик Добровольческой Армии. Нам посоветовали обратиться к этому поставщику, что мы и сделали. Поставщик разрешил воспользоваться его вагоном. Он имел постель в одном конце вагона, а нам предложил устроиться в совершенно пустом другом конце. Было приятно, что скоро доедем до Киева, но в то же время и обидно, что какой‑то поставщик имеет в своем распоряжении целый вагон, а мы, академики, должны спать на полу, да и то с его разрешения.
Утром мы были в Полтаве. Там наш поезд должен был стоять несколько часов и Вернадский предложил съездить к его родственнику, исполнявшему обязанности Полтавского губернатора. Губернатор был в мрачном настроении. Он рассказывал, что вслед за Добровольческой Армией являются бывшие помещики и стараются вернуть свои имения. Какие‑то воинские отряды им помогают и производят в деревнях разные насилия и экзекуции. Он был уверен, что все это добром не кончится. Крестьяне очень враждебно настроены против Добровольческой Армии и никакого содействия ей не оказывают. От губернатора мы вернулись к нашему поезду и двинулись в Киев.
В Киеве первые восторги от прихода Добровольцев уже улеглись, но спокойная жизнь не начиналась, не было уверенности в завтрашнем дне. Добровольческая Армия ушла на север, а в Киеве остался лишь слабый заслон. Большевики, отступившие по Ковельской дороге лишь на небольшое расстояние, могли опять к нам вернуться.
Так и случилось. Это было, кажется, 1‑го октября. Мы утром услышали артиллерийскую стрельбу, пушки были совсем близко от нас — на территории Политехнического Института. Защищать город было некому и к вечеру весь город был занят. Опять начались «обыски» и «изъятия излишков». Но на этот раз большевистская власть оказалась кратковременной. На третий день большевистского владычества снова началась стрельба. Кто сражался с большевиками, мы тогда не знали. Сражались и перед нашими окнами на Гоголевской улице. Большевики отступали. Наступали малочисленные цепи повидимому опытных солдат. Они делали короткие перебежки, залегали, отстреливались, пользуясь всяким прикрытием и снова наступали. К вечеру большевики были из Киева выбиты и мы зажили спокойно. Узнали, что защиту Киева организовал какой‑то инженер. Он собрал команду в триста человек главным образом из студентов, побывавших на войне, достал где‑то винтовки. Этого ничтожного отряда опытных в военном деле людей было достаточно для изгнания из Киева нескольких тысяч большевиков. Мы были освобождены, но надолго ли?
С севера приходили неутешительные вести. Наступление добровольцев выдохлось и, достигнув Орла, они начали отступать. Силы были малочисленны. В нескольких местах фронт был прорван и кавалерийские отряды большевиков уже разгуливали по Харьковской губернии. В случае занятия Киева большевиками мое положение, как прапорщика запаса, уклонившегося от большевистского призыва, становилось очень опасным. В то же время деятельность Академии, лишенной средств, заканчивалась, а занятия в Политехническом Институте даже и не начались. Оставшись без дела, я решил отправиться в Ростов искать занятий при правительстве Добровольческой Армии. Я тогда еще верил в ее конечный успех, считая, что их неудачи на севере лишь временны и что весной, с новыми силами, они восстановят свое положение и в конце концов возьмут Москву. Кое‑кто из академиков и их сотрудников тоже пожелали ехать в Ростов и мы решили действовать сообща. На вокзале нам разрешили использовать одну из стоявших там теплушек. Мы ее несколько усовершенствовали, устроили полки для спанья и очаг для приготовления кипятка. Уезжали в начале ноября. В этом году зима наступила рано и перед нашим отъездом выпал глубокий снег. Ехали медленно и за первую ночь проехали не больше ста верст. Утром стояли на промежуточной станции. Там же расположился отряд Добровольческой Армии. Говорили о прорыве фронта большевиками. Поезд изменил направление движения и от Ромадана мы ехали не на Полтаву, а на Кременчуг. В Кременчуге мы стояли долго. Мой отец и мать, ехавшие к дочери в Знаменку в нашем вагоне, тут нас покинули. Прощались с надеждой встретиться весной в Киеве, но события обернулись иначе и мы никогда больше не увиделись.
