Сукнев Михаил - Записки командира штрафбата. Воспоминания комбата 1941–1945
— Мне нечего посылать. А вот ты — мародёр, последнее взял у латыша-трудяги! Сволочь! — И ещё бы несколько секунд, я мог пустить в ход свой «вальтер» — любимый мой пистолет на войне. Но тут меня позвали к комполка решать «боевую задачу»… Так латышский поселок был начисто ограблен нашими тыловиками, но не боевыми офицерами, которые жали врага на всех участках фронта. Хотя многие командиры полков оказались нечистыми на руку, отправляли домой то, что попадало в руки…
Тогда действительно Верховный главнокомандующий издал приказ, разрешающий воинам РККА посылать посылки домой. Вот и посылали. Но это касалось войск, которые уже перешли границы Германии, где из городов бежала буржуазия, бросая магазины, склады, все награбленное на оккупированных территориях, все, что не могли теперь поднять на воз…
На другой день Ермишев вызвал меня к полевому телефону и предложил занять пост своего первого заместителя по строевой части, с обязанностями руководства боевыми операциями батальонов, их формирований и т. д. Я дал согласие. Было это 10 ноября 1944 года.
В ночь на 21 декабря, находясь в батальонах, после миномётного обстрела я двинулся в боевых порядках на захват местечка Топас, рядом с разрушенным до основания городком Эзере, который был узлом нескольких шоссейных дорог. Тогда в бою был растрепан перешедший в контратаку фашистский батальон, его потери убитыми составили не менее 130 солдат и офицеров, а у нас — всего несколько раненых. За это меня наградили вторым орденом Александра Невского.
Засветилась мне Золотая Звезда Героя Советского Союза…
Вызывает к полевому телефону Ермишев и предлагает немедля двумя батальонами взять Эзере! Обещает необходимую артиллерийскую подготовку и поддержку. Вызывает на свой КП в Топасе, расположенный в 200 метрах от меня. Прихожу. Там оказался член Военного совета (фамилии его не помню). На столе лежит красная коробочка. Ермишев предложил мне открыть её.
В коробочке оказалось удостоверение, ещё чистое, но с печатями, а также орден Ленина и Золотая Звезда Героя! Если я возьму Эзере — коробка моя!!!
Подумав, рассудил в уме и высказал свое мнение, к которому Ермишев прислушивался:
— Сейчас будут потери серьёзные. А вот вечером, в темноте, после артобстрела захватим Эзере!
Комполка утвердил мой план. И только батальоны вышли на исходный рубеж атаки, как противник, редко постреливая наобум из двух-трех пулеметов, снялся и оставил Эзере. Так мне лишь «улыбнулась» Золотая Звезда. Но зато люди остались живы и здоровы, что я больше всего и ценил.
* * *В полку появилась рота снайперов… из девушек и молодых женщин! По обязанности распределяю их по батальонам, а там уже комбаты — по ротам и «гнёздам».
Когда я ныне смотрю на встречи ветеранов войны, где блестят своими наградами женщины-снайперы, невольно вспоминается то время. И уж на склоне своих дней повторяю: что лишнее в действующей армии, так это женщина с ружьём! Бессмысленно и неэффективно!
Стоят передо мной высокие блондинки, грудь — чудо, а на ней по одному, по два ордена аж Красного Знамени. А сами такие глазастые, так и смотрят по сторонам в поисках кавалеров. Снайперши! Все подобные ситуации я повидал на фронте…
Развели их по местам. И они исчезли. Ни днями, ни на рассвете на наших передовых линиях не слышно стрельбы. Иду по траншее в 1-м батальоне, на постах стоят свои, и ни одной женщины-снайпера! Которые расположились по блиндажам с командирами взводов, старшинами рот или с командирами…
Надо прямо сказать: чтобы застрелить из снайперской винтовки хотя бы одного фрица, надо не одну неделю наблюдать за обороной противника. И когда вдруг мелькнет голова немца, который выбрасывает лопатой землю из траншеи, не упустить этого мгновения! А это не каждому и опытному снайперу дано. Будучи, как я уже упоминал, одним из лучших стрелков в Забайкальском военном округе, я в Лёлявине караулил фрицев все лето 1942 года — то из дзота, пустовавшего днями, то из удобного скрытого места, с расстояния до 500 метров. И за то лето я из снайперской винтовки уложил только двоих, в том числе офицера. Если бы я был снайпером, то награда мне была бы не выше медали «За отвагу»! А тут у женщин-снайперов через одну ордена Красного Знамени, Красной Звезды, а медалей «За отвагу» — не перечесть…
Прошла неделя. Командир снайперской роты заявляется ко мне на КП полка. Ермишев отсутствовал, так как приехала на «полуторке» его жена из Москвы на свидание и за «трофеями», хотя мы ещё находились в границах СССР.
Командир роты не мог собрать своих снайперов — исчезли в окопах, и все. Наконец нашёл, но три — как в воду канули! Всё ведающий помначштаба Алексей Цветков, впоследствии полковник в отставке в Новосибирске, а тогда старший лейтенант, подсказал: «Одна скрывается у того-то, другая у того-то и третья там-то…»
Нашли. Командир роты принёс мне их книжки с отметками об «убитых» фрицах, подтверждаемых подписями солдат и сержантов. Возвращая ему эту, грубо говоря, туфту, я сказал, чтобы он увозил своих снайперов, и побыстрее. Иначе я их разоружу и снайперские винтовки, так необходимые нам в батальонах, отберу. На весь батальон у нас была лишь одна такая винтовка. А тут целый арсенал…
И ещё один момент. Полковые интенданты сдавали бельё в стирку по прифронтовым сёлам женщинам и девушкам, которым после окончания работы выдавались справки, что они были в таком-то полку, дивизии и т. д. Спустя годы эти «воины» из прачек стали «участниками Великой Отечественной войны». Или поработали несколько девушек на полковой кухне в 10 километрах от позиции и, получив такие справки, возвращались по домам. И они тоже, оказывается, «активные участники ВОВ»! Почти подростки, рядовые 1926 и даже 1927 годов рождения, только что прибыли в часть в ту же нашу оборону, и кончилась война. Но они, побыв здесь сутки или меньше, тоже «участники ВОВ», и теперь многие из них «инвалиды ВОВ». А мы, настоящие воины Красной армии, которые дрались по году, по два, а я три года и четыре месяца, были посажены на полуголодную пенсию. Ведь никакого бюджета на всех, у кого были справки, не хватит.
Война подходила к завершению. Подполковник с 1941 года Иван Григорьевич Ермишев, казалось, «без меня никуда». Поселил меня к себе в трофейный огромный блиндаж. Тогда-то я познал впервые в полной мере: лучше быть хоть маленьким начальником, чем даже большим заместителем начальника. Да еще такого капризного, как Иван Григорьевич. Царство ему Небесное. По мельчайшему поводу он приходил в «кавказскую» ярость. Мог (как князь горский) запустить в молоденькую девушку — личного повара тарелку с не понравившимися ему супом или щами. Аж осколки по блиндажу! Командирского в нем было мало. Ни знаний, ни храбрости, ни фигуры, ни голоса. Все так, серединка на половинку! Он исчезал к своей приехавшей супруге на десяток деньков, возвращался и спустя день снова исчезал в своем «домике» далеко от полка. Меня это устраивало, поскольку давало в руки самостоятельность. Я «набивал себе руку» на командира полка, о чем давал мне понять Николай Токарев, первый зам комдива полковника Фомичева.
