М. Томас - Исповедь социопата. Жить, не глядя в глаза
Сама обстановка юридического факультета делала студентов немного социопатами: нас учили смотреть на достижение успеха как на игру с нулевой суммой при подсчете результатов в конкретных цифрах. В конце каждого семестра по всей стране подсчитывали количество баллов, полученных студентами-юристами, а затем публиковали рейтинговые списки. Они играли первостепенную роль в дальнейшем трудоустройстве. Все мы ходили с мерцающими над головой числами баллов. Они мигали, как световая табличка над фонарем кабины машиниста поезда. Каждое изменение в учебе сопровождалось корректировкой цифрового нимба.
Естественно, я научилась превосходно играть в эту игру. Я проучилась три года, по два семестра в год, то есть шесть семестров, и каждый по-своему влиял на мое профессиональное резюме: первая летняя стажировка – обзор юридической практики; оплаченная стажировка на следующее лето, когда была последняя надежда улучшить средний балл, чтобы получить возможность подать заявление на должность судебного клерка. Я составляла электронные таблицы, взвешивала шансы. Я выбирала такие группы и таких преподавателей, чтобы получать самые высокие оценки. Я пользовалась великодушием руководства факультета, позволявшего студентам-юристам проходить некоторые посторонние курсы для улучшения показателей, например «Джазовая импровизация», «Музыкальная этнология» и «Введение в кинокритику». В то время как большинство моих сокурсников потели в аудиториях и библиотеках, постигая тонкости федерального законодательства, я расслаблялась, слушая, как два фаната спорят, проникнуто ли женоненавистничеством тувинское горловое пение. Самое чудесное – что я не делала ничего противозаконного. В этом-то и заключается магия чисел: нет таких баллов, какими вознаграждались бы беспощадность или благожелательность, тем более когда оценки настолько обезличены, как у нас.
По документам я выглядела лучше, чем на самом деле, – просто воплощение успеха. Но в реальной жизни все доставалось с куда большим трудом. Я не имею в виду обычные трудности формирования характера. Я имею в виду грязь окольных путей, требовавших изобретательности и моральной неразборчивости.
Я веду себя абсолютно бесстыдно, когда надо о чем-то просить, расталкивать ближних локтями, заставляя дать мне то, что я хочу, независимо от цены. В университете Бригама Янга я играла во всех лучших музыкальных ансамблях и выступала на закрытии Олимпийских игр. Бесценные баллы в моем резюме! Они впечатляли тех, кто не знал, что это результат шантажа и принуждения. Каким образом я этого добивалась? Голословно утверждая, что идет дискриминация по половому признаку со стороны администрации факультета. Мне было легко, потому что в администрации работали одни мужчины. В университете я с черного хода заходила в наше издательство, чтобы опубликоваться в студенческом журнале, пользуясь программой, предусматривавшей более широкое участие в публикациях женщин и представителей меньшинств. Беззастенчиво апеллируя к программе, я добилась избрания в редакционный совет издательства. Чтобы получить при выпуске похвальную грамоту, уговорила преподавателя повысить мне балл. Хорошее место первой стажировки буквально выпросила у профессора, проводившей собеседование, умоляюще глядя ей в глаза и серьезно говоря: «Я действительно хочу получить это место».
Мне очень нравилось считаться умной и успешной. Ради этого я не стеснялась совершать дурные поступки на глазах немногих. Осуждающие взгляды и красноречивое пожатие плеч для меня ровным счетом ничего не значили. Куда большее значение имели почести, оказанные мне во время церемонии выпуска. Знаки, звездочки и картинки до сих пор доставляют мне удовольствие.
Окончив юридический факультет, я стала работать публичной девкой (все адвокаты, в сущности, престижные продажные девки) в одной странной фирме, делавшей скандально огромные деньги. Первую зарплату я потратила на гардероб, в котором выглядела как преуспевающая дама из высшего света Лос-Анджелеса. Однако работа за столом в конторе не вызывала особого интереса. Теперь-то я хорошо понимаю, что меня всегда занимала форма, а не содержание.
Я долго продержалась на плаву, потому что не ощущала ненадежности своих методов – добиваться всего через черный ход. Мало того, гордилась этой способностью и чувствовала, что вполне заслужила высокое положение. Действительно, а почему нет? Я получила все мыслимые внешние признаки преуспеяния, не пожалев никаких усилий: мои оценки были очень высокими, резюме – великолепным. С самого начала моя карьера была головокружительной, тем более что она очень сильно смахивала на удачное воровство, а я всегда любила играть в рискованные азартные игры. В юности мне было мало получать высшие оценки на экзаменах. Это легко. Самым волнующим был риск: хотелось поменьше трудиться, но находить способы, как при этом получить высший балл. То же самое и с моей адвокатской деятельностью. Я не хотела работать, желая лишь казаться отличным адвокатом. Но на самом деле вся эта работа по сути своей смахивает на воровство, и поэтому я оказалась лишь одним из множества имитаторов.
Мне нравились тайные (и не вполне) интриги и противостояния, разыгрывавшиеся в нашей конторе. Я стала экспертом по слабым местам других людей и пользовалась знанием, чтобы вертеть всеми, от младших помощников до старших партнеров. Особенно восхитительны уязвимые места маститых властных адвокатов – они восхищают остротой и изысканностью. У адвокатов есть все, что и у прочих людей, – половой член, внешность и возраст, но намного интереснее более скрытые уязвимые места.
Был, например, в нашей фирме один партнер, сидевший в соседнем кабинете. До странности обеспокоенный тем, что у него шестеро детей. Он не был религиозным человеком, подчинявшимся догмату о необходимости размножения, и все время пытался сам себе объяснить, как до этого дошел. Во время рождественской корпоративной вечеринки он, хлебнув лишнего, зажал меня в угол. Пришлось, изображая сочувственную улыбку, выслушать исповедь о том, почему у него, городского жителя и высокооплачиваемого специалиста, так много детей. Потом он предложил мне стать соавтором его последней статьи. В понедельник я не стала напоминать ни о чем, но ощущение, что он полностью передо мной открылся, осталось.
У каждого человека есть способы защититься от унижений, все пользуются какими-то приемами для сокрытия слабостей, все стремятся избежать манипуляций. Девушка, выросшая в трейлерном парке, носит обувь исключительно от Кристиана Лубутена и шарфы от Гермеса. Внук активного нациста работает на благотворительной кухне, где кормят людей всех рас и вероисповеданий. Ребенок, испытывавший трудности в обучении, вырастая, лезет из кожи вон, лишь бы получить докторскую степень в престижном университете. Но суть в том, что все эти механизмы работают до тех пор, пока они невидимы. Если же они вдруг открываются чужому взгляду, если их видят другие люди, то вы становитесь голым и беззащитным и стоите в оцепенении, ожидая, когда вас съедят. В открытости есть нечто мучительное: вас видят со всеми потрохами, замечая в вашей душе не только следы содержимого мусорных контейнеров, но и страстное желание навсегда освободиться даже от воспоминаний об этих следах.
