Пьер Брантом - Галантные дамы
Ювенал примерно так же и величает этих женщин в одном из стихов, где пишет по поводу такой трибады:
…frictum Grissantis adorat.
Большой остроумец Лукиан посвящает этому предмету целую главу, повествуя в ней о женщинах, взаимно дарующих друг дружке наслаждение с помощью таинственных чудовищных предметов, сделанных из какого-то чистого и гладкого материала. Прозвище «фрикциона», многим неведомое, у Лукиана встречается в каждой строчке, а женский половой орган зовется у него Филеносом, по имени известной куртизанки Филины, также не чуждой мужской роли в любви. К сему автор добавляет, что, по его мнению, лучше уж женщине поддаться нечестивому соблазну изображать самца, нежели мужчине стать женоподобным, ибо в женской ипостаси он будет выглядеть жалким и ничтожным. Женщина же, притворившаяся мужчиною, напротив, может завоевать репутацию смелой и благородной особы; я и сам знавал таких, мужеподобных и душою и телом.
В другом месте Лукиан описывает двух дам, рассуждающих об этом виде любви; одна спрашивает свою подругу, влюблена ли в нее некая третья дама, спала ли она с нею и как обошлась со своею любовницей. Та, нисколько не чинясь, отвечает: «Сперва она поцеловала меня в губы так, как целуют мужчины, — глубоким лобзанием, уста в уста, язык в язык: и, хотя она лишена мужского члена и телом схожа с нами, женщинами, сердечный жар и пылкость в ней точно мужские; потом я сама обняла и поцеловала ее по-мужски, а она тем временем ласкала, гладила и миловала меня вовсю, получая от сего, как мне показалось, несказанное наслаждение; так она и овладела мною иным, не мужским способом, куда более приятным». Вот так повествует об этом Лукиан.
Словом сказать, в самых разных странах — во Франции и в Италии, в Испании, в Турции и в Греции — встречается великое множество подобных дам-лесбиянок. Ну а там, где женщины живут в заточении и лишены полной свободы, занятие сие процветает вовсю, ибо вожделение сжигает тела бедных невольниц и им необходимо, как они говорят, облегчить себя хотя бы таким способом.
Турчанки посещают общественные бани именно для этого распутства, нежели для купания, и с жаром предаются сей усладе; даже куртизанки, имеющие в своем распоряжении мужчин в любое время, также встречаются и милуются здесь — так они сами рассказывали мне и в Италии и в Испании. Да и во Франции эдаких немало, хотя, говорят, появились они у нас не так давно, с тех пор как сей обычай завезла сюда одна весьма изысканная дама, имени которой я называть не стану.
Я слышал от покойного господина Клермон-Тайара-сына, умершего в Ла-Рошели, что в детстве он имел честь сопровождать герцога Анжуйского, впоследствии короля Генриха III, в путешествиях и, по заведенному обычаю, учился вместе с ним, а воспитателем при них состоял господин де Гурне; и вот однажды, по прибытии в Тулузу, он занимался с означенным наставником и, сидя в уголку кабинета, вдруг углядел в узенькую щелочку (а стены кабинетов и спален были из досок, сбитых наспех, ибо кардинал д'Арманьяк, тамошний архиепископ, приказал выстроить это помещение спешно, специально для приема короля и его свиты) в соседней комнате двух весьма знатных дам; дамы эти, раздевшись до чулок, лежали одна на другой, целовались взасос, словно голубки, терли, гладили и возбуждали друг дружку и проделывали множество других развратных движений, какие присущи обычно лишь мужчинам; сие любовное действо продолжалось не менее часа, и дамы столь воспламенились и изнемогли от объятий, что даже побагровели и исходили потом, хотя стоял лютый холод; в конце концов, усталые донельзя, они недвижно раскинулись на постели. Он рассказывал, что наблюдал сию распутную игру еще несколько дней подряд, пока двор находился в Тулузе: нигде более ему не случилось видеть подобное, ибо в том месте он мог подглядывать за дамами, в других же — нет.
Он поведал мне множество подробностей, которые я не осмелюсь повторить здесь, и назвал описанных дам. Не знаю, верно ли все это, но кавалер клялся и божился, что так оно и было. Рассказ его вполне правдоподобен, да и особы эти давно уже пользовались такой репутацией, и многие заподозрили, что они привержены сему странному виду любви и проводят в ней долгие часы.
Знавал я и немало других дам, увлекавшихся сей любовью, а среди них одну, считавшуюся непревзойденной мастерицею в сем ремесле, ибо она умела любить, ласкать и ублажать избранниц своих куда лучше любого мужчины, и ее объятия были для них много слаще мужских; и уж коли она обхаживала какую-нибудь даму, то щедро содержала ее, не отказывая ни в одной малости. Муж ее был этим весьма и весьма доволен, как, впрочем, и множество других мужей, радующихся тому, что супруги их предаются столь невинной забаве, а не спят с мужчинами; все они отнюдь не считали своих жен сумасшедшими или шлюхами. Я же полагаю, что они сильно заблуждались: занятие сие — лишь легкая разминка, которая готовит даму к главной игре с мужчиною, ибо когда партнерши как следует распалятся и пробудят похоть одна в другой, их пыл не утолится взаимными объятиями и им захочется остудить его в бурной проточной воде, а не в мирной и стоячей; вот так же и хороший врач, коему нужно перевязать и залечить рану, не почистит ее слегка по краям да не мазнет каким-нибудь пустячным снадобьем, но сперва введет зонд поглубже и заложит туда добрый пучок корпии.
Сколько же повидал я на своем веку таких лесбиянок, которые от похотливых и сладострастных женских объятий охотно переходят в мужские руки! Даже Сафо, непревзойденная мастерица женской любви, пылала страстью к возлюбленному своему, Фаону, и умерла, не перенеся его смерти. Ибо, по словам многих дам, нет истинной любви, кроме мужской, и то удовольствие, что получают они от женских объятий, всего лишь кнут, подгоняющий их к истинному наслаждению, ну а коли нет такового, приходится довольствоваться женской щекоткою. Но найдись только кавалер, с коим можно спознаться без шума и скандала, дама тут же бросит свою напарницу и кинется ему на шею.
Я знавал в свое время двух красивых и милых девиц знатного рода, которые, будучи кузинами, в течение трех лет спали в одной постели и так сильно пристрастились к любовной игре, что, вообразив, будто услада сия — лишь прелюдия к мужским объятиям, решили испробовать и их, да так и превратились в отъявленных распутниц; впоследствии они признавались любовникам своим, что на разврат их подвигли именно те невинные девичьи утехи, с тех пор проклинаемые ими как истинная причина последующего блуда. Однако же, встречаясь меж собою или с другими дамами, кузины все-таки не брезговали перехватить еще кусок и от прежнего блюда, дабы возбудить аппетит к главному, мужскому. Вот так же отвечала некая достойная девица, мне знакомая, кавалеру своему на вопрос, не занимается ли она женской щекоткою с подругой, обыкновенно спавшей с нею в одной постели. «Ну нет, — со смехом сказала она, — я для этого слишком люблю мужчин». Однако мне-то известно, что любила она и то и другое.
