Анатолий Черняев - Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991
Он вернулся довольный. Его поддерживает и успокаивает признание и понимание «там» — по контрасту со сволочным отношением собственного народа.
Кренц сказа Фалину: «Этот наш (Эрих) все водит, но ничего признавать не хочет». 10-го у СЕПГ Пленум. Может быть, будут свергать Эриха. Впрочем, иначе дело скоро дойдет до штурма «стены». Во всяком случае поезда с беглецами Прага-Дрезден-ФРГ шли сквозь строй восторженных приветствий, забрасываемые цветами и т. д. Полицейские приветственно махали русским.
Какой у меня «комплекс ощущений»? Он — из печати, из внутренних шифровок, из докладов с мест в ЦК, из записок и разных писем. И все это создает непреодолимое впечатление общего распада.
Нуйкин в «Огоньке» дает статью — интеллигентский разврат. Вообще интеллигенты-перестройщики подрастерялись, когда настало время «положительной» работы. Большинство, во всяком случае. По инерции наращивают разоблачительство.
В «Огоньке» печатается Бажанов — помощник Сталина 1922–28 годах, который тогда же сбежал за границу. Наряду с хлестаковщиной там сведения, которые не придумаешь, в особенности о роли при вождях секретарей и помощников. Тогда еще, при Ленине, создавалась, значит, система, которая дожила до Горбачева. И меня до сих пор кое-кто из ПБ и Секретариата ЦК воспринимает по той «традиции», считая «более важным», чем какие-нибудь члены ПБ и само ПБ (особенно Бирюкова, Бакланов, даже Слюньков, некоторые министры). Поразительно, как Сталин сумел уловить, какими рычагами можно управлять такой страной, и создал эти рычаги., до сего времени действительные. И ими пользуется даже М. С., особенно в «писарском» (формулировочном) аспекте.
Разговор в аэропорту с Н. И. Рыжковым (в присутствии Яковлева, Шахназарова, Фролова). Звоню, говорит, я Везирову (после постановления Верховного Совета о введении военного положения на железных дорогах Закавказья). Спрашиваю: мне с тобой говорить или с Народным фронтом? Ты прямо мне ответь. Мне «переводчик» не нужен: власть у тебя еще есть, или власть у них и мне лучше прямо на них выходить?… Даю вам сутки, если блокаду не снимете, ввожу войска со всеми вытекающими. Везиров ответил, что «посоветуется» с лидерами НФА. Пришли сначала 8 из 16 «членов правления». Сказали, что без кворума решать не будут. Собрали, наконец, кворум. И передали, что они «начнут» постепенно пускать поезда. Чуть напугались, хотя и пыжились, — заключил наш премьер.
Вот ситуация. Мы говорим: ПОРП уже отстранили от власти и низвели до ничего не значащей величины. ВСРП на очереди. А у нас самих в Азербайджане то же самое, как, впрочем, и в Литве!
9 октября 1989 г.Сегодня второй раз был у меня Олег Уралов. Режиссер, которого я нашел в качестве автора фильма «Портрет Горбачева». Идея принадлежит М. С. Недели две тому назад он позвонил: займись. для поездки в Италию. Но, чтоб не банальность, не трафарет.
Уралов оказался тем человеком, который увлекся, умный, красавец, образованный, как выяснилось, талантливый и большой культуры, со вкусом.
Меня он проинтервьюировал основательно. Говорили часа два. И я пытался раскрыть ему «черты портрета». Много сказал откровенного, чего никому не говорил из посторонних.
Он в конце сказал: если делать, то надо начинать с разговора у М. С. — это даст направления и содержание сценария. И еще практические вопросы.
Я послал М. С.'у записочку. Вернувшись с Верховного Совета, он позвонил. И говорит, что такой портрет, как задумал Уралов — рано. Не время. Сейчас портрет надо писать делами. Давай я сам ему это скажу. Часа через полтора мы с Ураловым были у М. С.
Он в своей манере обаял режиссера. Поддержал его идею и замысел. И объяснил — почему не время. За полтора-два года надо сделать прорыв., уравновесить общество. Делами доказать право на «портрет».
Уралов: Но такой портрет нужен сейчас, потом он приобретет лишь историческое значение.
М. С.: Да, вы правы. Но. Давайте сделайте «банальный» фильм для итальянцев, нарежьте из уже имеющегося. Но большую идею не бросайте, пусть уже сейчас работа начинается.
И вот. (показывает на меня) с А. С. все вопросы. Я: Да, мы с Ураловым уже нашли общий язык.
М. С.: Я ему полностью доверяю. Мы думаем с Анатолием в одном направлении и он все знает. Он, правда, человек увлекающийся, приходится сдерживать (смеется). Но это хорошо, когда человек в таком возрасте увлекающийся.
Уралов: Но вы ведь тоже увлекающийся.
М. С.: Да, увы. Вот мы и сошлись…
Вот такое неожиданное «признание в любви» я получил.
Европа вся в восторге от М. С. в Берлине. И все в Европе на ушко нам шепчут: хорошо, что СССР высказался деликатно против «воссоединения» Германии.
Загладин объездил всю Францию, встречался со всеми — от Миттерана до мэров. Завалил Москву записями своих бесед (со смаком — его хлебом не корми!). И все в один голос — одна Германия никому не нужна.
А Атали (помощник Миттерана) заговорил о восстановлении серьезного советско-французского союза, включая военную «интеграцию», но через камуфляж якобы для совместного использования армий в борьбе со стихийными бедствиями.
Тэтчер, когда она попросила «не записывать» беседу с М. С., решительно против «объединения Германии». Но я, мол, не могу это сказать вслух ни у себя дома, ни в НАТО. В общем — нашими руками хотят это предотвратить.
11 октября 1989 г.Сегодня М. С. встречался с Раковским (польский премьер). Я там не был. Но читал запись его встречи с Ярузельским и Раковским в Берлине.
Им и Хоннеккеру (один на один) он говорил такое, чего, наверно, не нужно было говорить. Подыгрывал, а может отдавал дань не изжитой в себе ортодоксии: мол, ПОРП и ВСРП «проиграли», упустили, сдали позиции (социализма).
Венграм он это не говорил. А полякам. лишь соглашается, когда они сами об этом говорили.
Запись с Хоннеккером. М. С. назвал его (в разговоре со мной и Шахом) мудаком. Мог бы, говорит, сейчас сказать своим: 4 хирургических операции, 78 лет, требуется много сил. в такой бурный период, мол, «отпустите», я свое дело сделал. Тогда, может быть, остался бы «в истории». Мы с Шахом усомнились, что он, сделав это сейчас, останется «в истории». Два-три года назад — куда ни шло. Сейчас он уже в ситуации Кадара. Он уже проклят народом.
В Берлине второй день идет ПБ. Кренц послу нашему для передачи М. С. обещал «поставить вопрос» о переменах. Хоннеккер его предупредил: будешь моим врагом! Но тот, кажется, это сделал. Чем-то кончится?
Коль третьего дня напрашивался на телефонный разговор с М. С. Я вчера ему напомнил: М. С. отмахнулся — не хотелось ему. А сегодня звонит: давай, соединяй. Только я было за трубку, он опять звонит: а стоит ли? Еще не ясно, чем в Берлине закончилось. И вообще.
