Елена Ржевская - Ближние подступы
"А был случай, не помню, писал я Вам или нет, при мне немец сказал моей бабушке, что, если война еще протянется, он сам себя застрелит, и так приставил автомат к себе дулом. Потом опустил его и стал кутать голову в бабий платок. А бабушка ему: "Куда ж вы в такой мороз? Пойдите к русским сдаваться, они вас не тронут"…" <172>
3
Многие западные корреспонденты стремились после войны съездить в Ржев, увидеть этот город, разгадать его загадку.
Что же такое здесь было в войну? Что за невиданное по протяженности — семнадцать месяцев — неотступное сражение за этот город? Почему верховным командованием обеих воюющих сторон этой точке на необъятной карте войны придавалось такое чрезвычайное значение? Почему именно Ржев был объявлен немцами "неприступной линией фюрера"? Почему именно сюда, в Ржев, нацелился, как распространилось в немецких войсках, прибыть Гитлер? Что должен был символизировать этот приезд, сорванный сталинградским поражением? Что это за город, борясь за который полегло здесь несметно людей?
Западным корреспондентам хотелось найти ключ к разгадке всех этих "почему", побывав во Ржеве. Набивались съездить. Но не обломилось, как принято сейчас выражаться в прогрессивной прозе.
При освобождении Ржева, помню, как прибыли западные корреспонденты. Американец был в крытой стеганой персидской шубе, приобретенной им по пути сюда в Иране. Лейбористка из Англии — в нашей солдатской ушанке. Тогда им показали, что сталось со Ржевом по вине немцев. А позже, должно быть, не было смысла предоставлять обозрению чужеземцев бедствия войны, уже отодвинутой годами, пока заново в муках возрождался город. И корреспондентам отказывали.
Но вот наконец через двадцать лет один удачливый корреспондент из ФРГ получает разрешение отправиться в Ржев. Он представляет издающуюся в Гамбурге газету под названием "Die Welt" ("Мир" в значении свет, вселенная). Выходит, для всего мира подробный очерк о поездке во Ржев, с фотографиями, представляет насущный, или, вероятнее, сенсационный, интерес.
"Поездка во Ржев" ("Die Welt", Гамбург, 4 декабря 1965 года):
"Пахнет жареной картошкой. На вокзале в Ржеве меня встречает Сергей Иванович, ветеран и инвалид Великой Отечественной войны. Пожатие его руки похоже <173> на тиски. Это та самая рука, которая должна была уничтожить Гитлера.
В начале 1943 года, когда, как говорили, Гитлер должен был быть во Ржеве, Сергей Иванович добровольно стал командиром особого отряда.
А теперь ветеран Ржева заказал для своего немецкого гостя комнату в гостинице и столик в столовой № 10. Он приглашает меня на обильный, феодальный ужин".
Принимавший гостя бывший партизан, а тогда уже редактор городской газеты Сергей Иванович Б. своей рукой народного мстителя, предназначенной осуществить казнь тирана, разливает армянский коньяк.
"Город Ржев старше Мюнхена или Москвы… — пишет в очерке корреспондент, — 150 лет тому назад не дошел до Ржева Наполеон. Город на Волге был защищен огненными рубежами. Но то, что упустила война тогда, было с лихвой наверстано…
Маленькому городу в сердце России судьбой было дано стать стратегически важным. Армии двух больших народов насмерть бились за узловой железнодорожный пункт между Москвой, Вязьмой и Новгородом. В боях под Ржевом погибло… столько немецких солдат, сколько, например, жителей в Котбусе или Ингольштадте".
Едет сюда корреспондент противника. Этот старорусский город для немцев не чужая земля.
Корреспондент старается лояльно и рассудочно членить все, что фиксирует глаз, слышит ухо, — этот мир жизни, осиливший "непобедимую" германскую армию. "Миру" важен каждый штрих, каждая деталь. Его корреспондент попал туда, где самая толща народной русской жизни. Но может ли он проникнуть в нее?
Еще полно экзотики. Тяжелые самосвалы и крестьянские телеги. "По улицам еще ездят лохматые лошади. Некоторые из них даже запряжены в бензобак с надписью: "Осторожно! Огнеопасно!" Около дорожных знаков для автоводителей висят знаки для конного транспорта. Можно встретить и быков, запряженных в повозки".
"Здесь писал свою "Грозу" и "Бесприданницу" Александр Островский… В прошлом веке жизнь Ржева определяли несколько богатых купеческих семей… Здесь царила строгая патриархальная система. Простые люди <174> низко склонялись, когда мимо проходил богач. Остатки этого ощутимы и сейчас: в поезде во Ржев один старый крестьянин смиренно спросил меня, разрешу ли я ему пройти мимо меня".
Это одна из редких в очерке попыток осмысления увиденною. Но не поддается она заезжему человеку. Невдомек ему, что тот "старый крестьянин" с благодушной предосторожностью подвыпившего одолен был сомнением, справится ли он с препятствием в виде ненашенских высунутых в проход ног, перешагнет их или подавит. А что "смиренно" — так то проявление народной вежливости, иной раз и от лукавого. И покладистость та обманчива и имеет выворотную сторону. Это невозможно чужому понять, что просто слегка винился выпивший человек, хоть перед встречным-поперечным, тем паче не нашим, да хоть перед миром. Так и угодил миру на обозрение.
"Упитанные официантки", невиданной консистенции суп, который едят в одной с ним столовой пять девушек и два милиционера ("…жидкость с капустой, мясом и сметаной, сдобренная сверх того жиром"), детсады, "три немецкие пушки" перед музеем в бывшей церкви и внутри в музее — мундир обер-лейтенанта пехоты с Железным крестом. "Ядреные девицы и полные колхозницы тащат недельный запас хлеба в корзинах или сетках. Как они справляются с хлебом, упакованным таким образом, да еще везут запеленатого ребенка — совершенно непонятно!" Новые крупные предприятия и жилые дома; "женщины, несущие ведра с водой на деревянном ярме" (слова "коромысло" у немцев нет, как и самого коромысла); "женщины, стирающие белье на берегу Волги". Стоимость железнодорожного билета Москва — Ржев около четырех рублей, что в пересчете всего лишь восемнадцать марок. Удивительная контактность пассажиров. "Во время путешествия русские ведут себя как одна семья. Делят хлеб с соседом. В сумерки в поезде бывает чай, который сервирует проводница. В вагоне некоторые громко храпят. Кто-то ест домашнюю колбасу, приправленную пряностями, и предлагает мне. А к ней — бокал вина, вероятно, из буфета".
Неубранные кое-где поля. Раскисшие дороги. Десятилетний план строительства. Ухабистые мостовые. Крупные предприятия. Женщины, работающие на строительстве <175> улиц. Новые вокзалы. Петушок — излюбленная игра в карты. Приветливость. Клуб. Самосвалы. И опять лохматые лошади.
Когда все окончательно смешалось, тут позарез нужен бы Гоголь, единственно кто мог своим художественным гением воссоздать небывальщину русской жизни. Но он уже упомянут корреспондентом, почерпнувшим кое-что в музее: "Гоголь в конце своего творческого периода тоже прибыл в Ржев. Нигде не найдешь такой подлинной России, как здесь, в верхнем течении Волги, в бывшей Тверской губернии".
