Пётр Киле - Дневник дерзаний и тревог
Трагизм бытия и красота порождают катарсис?! И лучшего, большего, высшего не дано?
В ходе работы над трагедией «Перикл» я увидел возможность нового возвращения к лирике, основанной на воспоминаниях детства и юности, теперь уже даже не в русле антологических стихотворений, а более органично и непосредственно, чем у меня в сонетах, как в «Перикле». Мне открылась классическая древность воочию, как мировосприятие и миросозерцание из моего детства.
Таким образом, окончательно определяется моя поэтика трагедии и лирики?! Через воссоздание классической древности и ренессансных эпох в истории человечества?! У меня установилась непосредственная связь - через мое детство и познания - с первоистоками человеческой культуры и цивилизации, как Мережковский говорит о Пушкине и Гете?
Что ж, если теперь пойдут стихи, неважно, в какой форме, это несомненно благотворно скажется на набросках и завершении «Перикла». Неужели еще возможна такая удача?! Чего еще я могу ждать от судьбы?
Лирика приводит к трагедии, а трагедия - к лирике? Две стороны человеческого духа и бытия? Личность в ее самосознании уясняет во всей остроте высший трагизм бытия и ищет счастья и свободы в любви и красоте, но спасения нет, возможен лишь катарсис. И - смерть.
Вот что пережил во всей полноте греческого миросозерцания Перикл, участвуя в войнах за свободу, в строительстве вместе с Фидием Парфенона, в празднествах и в Элевсинских мистериях, а в конце жизни - угроза поражения Афин, эпидемия чумы...
В Прологе мы видим в небесах Афину; она, сходя на землю, обращается к богам Олимпа и вместе с тем к зрителям:
Воительницей я слыву с рожденья,
В доспехах, милых мне, на свет явившись,
По чьей причуде, если не отца?
Но буйных игр Ареса не люблю
И рада: воцарился мир в Афинах
С победами над персами на море...
Но Спарта с сильным сухопутным войском,
Союзница в войне с мидянским царством,
В соперничестве вечном среди греков
Из страха усиления Афин
Сбирает свой союз Пелопоннесский -
Обрушиться, как варварское племя
Стихией неразумной, на Афины.
О Зевс-отец! Останови Ареса!
Заворожи вояку, Афродита!
Лишь чар твоих избегнуть он не в силах...
Сияние Олимпа исчезает, богиня застывает высоко над Акрополем Афиной Промахос, бронзовым изваянием Фидия.
А действие начинается у пещеры нимф, где мы видим молодого Сократа с гетерой Аспасией, а за ними наблюдают сатиры и нимфы... Современные события погружены в мифы - так воспринимали греки действительность. Перикл, аристократ, неизменно избирался Народным собранием в число десяти стратегов и был первым среди равных, его недругами и врагами были олигархи и демагоги... Рядом с ним мы видим Фидия, Анаксагора, Софокла, Еврипида, молодого Сократа и юного Алкивиада и Аспасию, одну из знаменитых женщин древности, как Фрина или Клеопатра. Блестящий круг Перикла постоянно подвергался нападкам со стороны его врагов: то Фидия обвиняли в краже золота, выделенного ему для громадной статуи Афины в Парфеноне и в святотатстве из-за изображений на ее щите, в которых узнавали скульптора и первого стратега, то Анаксагора - в безбожье, то Аспасию - за чтение книги философа, а в условиях войны со Спартой и чумы и Перикл был обвинен в растратах и устранен от руководства военными действиями, и, хотя народ его снова призвал, силы его были истощены, и он скончался, возможно, от чумы, как его сын на его руках.
Так, в Золотой век Афин начинается трагедия Греции, которая проступает в судьбе Сократа уже после смерти Перикла, в пору возвышения Алкивиада с головокружительными перипетиями его жизни и с поражением Афин. Замысел новой трагедии вызрел само собой в ходе завершения «Перикла».
Чтобы заинтересованный читатель получил представление о трагедии «Перикл», приведу здесь Эпилог.
Вид на Акрополь откуда-то сверху. В ослепительном сиянии паросского мрамора Парфенон. В стороне среди статуй проступает мраморный бюст Перикла в шлеме с его именем.
Х о р м у з
Война все длится. Греция в руинах.
Иному богу молятся в Афинах.
Лишь в мраморе хранится, как живая тень,
Далекий лучезарный день.
О, род людской! Воинственнее зверя
Он ищет славы в игрищах Арея,
И полчища племен, как вал времен,
Все рушит Парфенон.
А он стоит, на удивленье свету,
Как сон, приснившийся поэту,
В руинах весь, но символ красоты
И воплощение мечты.
Все кануло и канет в лете,
Но век Перикла вновь сияет, светел,
Как вешний день, с богами на Олимпе,
И Гелиос несется в нимбе.
А на поля ложится тень.
Повремени, прекрасный день!
Эллада - школа всей планеты,
О чем поют давно поэты.
Но нет идиллии в былом
И лучше, кажется, забыться сном.
Лишь красота, взошедшая над миром,
Осталась навсегда кумиром,
Предтечей жизни новой, как весны,
В преданьях старины.
Так, верно, вещих слово:
Что было, сбудется все снова.
Золотой век Флоренции. "Очаг света"
30 января 2006 года.
Удивительная закономерность: трагедия - жанр ренессансных эпох! И ее, кажется, именно я открыл всей своей жизнью и творчеством. Впрочем, суть не только в трагических коллизиях, которые обнаруживаются в зените ренессансных эпох, но и в природе жанра: драматическая форма - это высший род поэзии и искусства, что и соответствует высшим достижениям мысли и искусства.
Как продолжение века Перикла в историко-философском плане, спустя два тысячелетия, выступает эпоха Возрождения в Италии. Я еще продолжал обработку «Перикла», как обозначился основной круг персонажей вокруг Лоренцо Медичи, промелькнуло и название - «Очаг света» - в цитате, приводимой Лосевым о Флоренции как о центре гуманизма в течение полувека. И этот очаг света был, если и не уничтожен вовсе, то притушен политическими событиями, церковной реакцией и войнами. Вот в чем суть трагедии. Но очаг света остался в достижениях мысли и искусства. Красота проступает как катарсис. И в этом суть трагедии как жанра, высшего рода поэзии и искусства.
Сюжет трагедии «Очаг света» сложился очень быстро, начинается с заговора против братьев Медичи, а сцена в церкви - покушение на Медичи и убийство Джулиано - символично в высшей степени, вместе с тем в духе эпохи, что Шекспир запечатлел непосредственно в содержании его трагедий. Сюжет строится на стремительном развитии действия и событий, не взирая на исторические промежутки времени, жизнь и судьба художников проступают в том или ином ракурсе на фоне их работ, вся суть - в трагической коллизии как в умонастроении персонажей, так и эпохи Возрождения в целом.
