Ги Бретон - Распутный век
— Это доказывает чистоту ее души, — утверждали они.
Однажды случилось страшное разоблачение: во время службы упал молитвенник королевы. Кто-то из придворных бросился его поднимать и заметил под съемной обложкой книгу фривольного содержания… Он поспешно протянул все это королеве, — естественно, оба почувствовали неловкость. Так весь двор, а вскоре и весь народ узнали, что Мари-Антуанетта развлекалась во время службы текстами игривого характера.
Вольное обращение, которое привлекало королеву в м-м де Полиньяк, вскоре стало принятым в Версале! В присутствии Мари-Антуанетты дозволены были скабрезные высказывания, а некоторые придворные, зная о ее слабости, стараясь ей угодить, из кожи вон лезли лишь бы заслужить репутацию развратников. Это подтверждается анекдотом, рассказанным Фурнье-Вернейем. Вот он:
Один старый фельдмаршал, изъясняющийся лишь заученными выражениями, был представлен Марн-Антуанетте. Во время аудиенции старый маршал только и говорил что о двух своих боевых конях, которых он высоко ценил. Королева, только чтобы что-нибудь сказать, спросила у него, какого из двух коней он предпочитал.
— Мадам, — с комической серьезностью ответил он, — оседлав пегого, я уже не пересяду на гнедого, а оседлав гнедого — на пегого.
Через какое-то время разговор зашел о придворных дамах. Две слыли самыми красивыми. Королева спросила у одного придворного его мнение. Тот, подражая маршалу, нарочито медленно отчеканил:
— Мадам, если бы во время сражения я оседлал…
— Будет, будет… — живо остановила его королева и рассмеялась.
Неожиданно и чрезмерно добродетельный Людовик XVI стал проявлять интерес к вольным речам. Однажды утром во время приема доселе исключительно сдержанный король рассказал приглашенным, что ночью он занимался с королевой любовью и у него это неплохо получилось. Башомон рассказывает об этом в «Тайных мемуарах»: «В последние дни король со всей откровенностью объявил придворным, что снова делит брачное ложе с королевой и надеется на рождение дофина, поскольку он постарался изо всех сил». Подобное превращение в сознании короля сильно удивило придворных. Злые языки стали судачить о том, что Людовика ХVI yа стезю распутства наставили Мари-Антуанета, м-м де Полиньяк и граф де Бодрей. Простой люд, естественно поверил в эту ложь не задумываясь, как всегда верят в подобные сплетни. Короля обвинили в участии в ночных оргиях в компании»любовников» королевы. Называющие себя хорошо осведомленными придворные рассказывали, что во время этих «ночных бдений» Людовик XVI и Мари-Антуанетта приказывали, устанавливать трон из папоротника в кустах и при лунном свете играли с друзьями в одну довольно странна галантную игру. Обратимся опять к «Тайным мемуарам…» Башомона:
«Выбирали короля. Он назначал аудиенции, избирал двор, осуществлял правосудие в ответ на жалобы народа — народ изображали придворные. Новому королю подавались самые необычные жалобы; не менее оригинальными были наказания и поощрения. Эти безобидные шутки заканчивались тем, что его величеству, а им почти всегда был Бодрей, приходила мысль устраивать браки. Он женил короля на какой-нибудь придворной даме, королеву выдавал замуж за кого-нибудь из присутствующих кавалеров (замечено было, что почти всегда для этой роли он выбирал себя). То же совершалось и со всеми остальными. Бодрей приказывал парам, взявшись за руки, приблизиться к трону и ждать заветного слова — „бежим“. Как только это слово произносилось, каждая пара со всех ног бежала в кусты. Папоротниковый король запрещал возвращаться в Тронный зал раньше чем через два часа, уединяться больше чем одной паре, встречаться, смотреть одной паре на другую, искать друг друга или переговариваться. Утверждают, что эта игра очень нравилась королю — его забавляло это свержение с престола на лужайке.
Король и королева на время забывали о своем величии, находясь у подножия искусственного трона».
Все эти веселые истории — а разыгрывались они в подражание светским играм — немало способствовали дискредитации королевской семьи. Когда 22 октября 1781 года родился дофин Людовнк-Жозеф-Ксавье-Франсуа, в народе шептали, что ребенок зачат на папоротнике, а граф Бодрей — его счастливый отец. Граф Д Прованс утверждал это со всей определенностью. Вскоре из уст в уста стала передаваться эпиграмма:
Людовик, если ты хочешь посмотреть
На незаконнорожденного, рогоносца и шлюху, —
Посмотри в зеркало на себя,
Дофина и королеву.
Однажды вечером это четверостишие оказалось рабочем столе Людовика XVI. Он прочел его с понятным неудовольствием и вернулся в свои апартаменты, на всякий случай избегая смотреть в зеркала…
* * *В июне 1783 года Ферзен вернулся во Францию и остановился в Париже, в особняке на улице Матнньон. Отец хотел видеть Жана-Акселя женатым и торопил его предложить руку и сердце богатой наследнице, девушке с большим приданым Жермене Некер, дочери Женевского банкира. Но Ферзен-сын не мог ни о ком думать кроме королевы, и потому искал повод избежать переговоров с банкиром. Неожиданно таковой подвернулся: его друг де Стайль влюбился в эту богатую, веселую и живую девушку и через два месяца женился на ней. Так Жермена Некер, которая должна была стать м-м Ферзен, стала м-м де Стайль.
Раздосадованный сенатор выбрал сыну другую достойную невесту — м-ль Лиэль. Снова молодой человек оказался в затруднительном положении, но, к счастью его, девушка вскоре вышла замуж за виконта де Капталу, и он во второй раз вздохнул свободно. В тот день, когда Жан-Аксель узнал об этом союзе, он написал сестре Софи: «Теперь я спокоен — мне об этом больше не будут говорить. Я не хотел бы когда-либо связывать себя брачными узами — это противоестественно. Разделить свою судьбу с единственной женщиной, которая любит меня, — невозможно, а никто другой мне не нужен…» Этой женщиной, конечно, была Мари-Антуанетта. Он не забыл ее и, несмотря на трехлетнее изгнание, по-прежнему любил. После своего возвращения он несколько раз видел ее с глазу на глаз, они тайно переписывались: она называла его в письмах Риньон, а он ее — Жозефина.
В сентябре 1783 года Ферзен, желая остаться во Франции, решил купить Шведский королевский полк, но не хватило денег. Тогда Людовик XVI сделал красивый жест — подарил ему полк, что вызвало бурю насмешек. Став в полковником, Жан-Аксель смог иногда являться в Версаль. Он встречался с королевой между поездками в Швецию, куда его беспрерывно вызывал Густав III. Стали ли они любовниками? Все говорит о том, что нет. Даже Мишеле, относящийся к Мари-Антуанетте далеко не благосклонно, не осмеливается это утверждать. Таким образом, любовь королевы и Жана-Акселя может расцениваться как сверкающее украшение в грязи XVIII века.
