Александр Големба - Грамши
Так пишет Джованни Джерманетто. И хотя отдельные детали повествования носят характер беллетризации и, быть может даже художественного вымысла, все же в целом нет основания сомневаться в правдивости его рассказа. С повествованием Джерманетто совпадает и рассказ Аморетти, в эти дни, осенью 1926 года, специально приезжавшего в Рим: «В ноябре 1926 года Грамши был в опасности. Партия» была принуждена уйти в глубокое подполье. Депутатам-коммунистам, а также всем наиболее известным работникам местных организаций партии грозил арест. В секретариате Центрального Комитета партии думали о Грамши. И вот однажды мы берем машину и делаем попытку спасти его. Грамши нужно буквально вырвать из лап у полиции, которая уже готова поймать его в свои сети. И многие другие иными путями также пытаются спасти Грамши. Но это не удается. Кажется, что сам Грамши не хочет способствовать успеху этих мер».
Почему же Антонио Грамши сопротивлялся всем попыткам спасти его, увезти, вырвать из лап полиции?
Монтаньяна об этом говорит: «Поскольку случилось так, что самый тяжелый для партии момент застал его еще в Италии, он хотел до конца оставаться на своем боевом посту. Он считал, что в этот момент его место было в парламенте, представлявшем собой единственную трибуну, с которой еще можно было в какой-то мере обращаться к народу. Но он даже не смог дойти до этой трибуны».
Примерно о том же, что Джерманетто и Аморетти, свидетельствуют и другие коммунисты — Джованни Грилли, Эстер Дзамбони, жена Орфео Дзамбони, администратора «Униты», и другие. Этими людьми были подготовлены явки, подготовлено все для того, чтобы нелегально перевести Грамши через швейцарскую границу. Однако Грамши, хотя и не отвергал хлопот, не принимал никаких мер предосторожности (его умоляли хотя бы несколько вечеров подряд не возвращаться на квартиру по улице Морганьи). Джованни Грилли впоследствии писал даже: «Думаю, что он даже хотел быть арестованным, чтобы послужить таким образом делу пролетариата». Это, конечно, маловероятно. Но были, возможно, какие-то человеческие и психологические причины, помешавшие Грамши своевременно покинуть Италию. Конечно, первостепенное значение имело решение до конца оставаться на своем посту, стремление использовать парламентскую трибуну до последнего. Но нельзя сбрасывать со счетов и того обстоятельства, что физические силы Антонио Грамши были основательно подорваны годами тяжелой борьбы. Он, безусловно, не мог обманываться насчет грядущей своей участи. Имя его стояло в списке коммунистов, которых предполагалось арестовать еще в феврале 1923 года.
Но в феврале 1923 года Грамши находился в Москве. А в двадцать четвертом году, как мы уже знаем, он был избран депутатом палаты и тем самым обрел парламентскую неприкосновенность. И действительно, когда он вернулся в Италию, он увидел, что никто не ограничивает его свободу передвижения. Он мог ездить куда ему угодно и действительно ездил в Милан и на Сардинию, в Швейцарию (на свидание с женой и сыном) и во Францию, в Лион. Но, конечно, он знал, что так долго продолжаться не может! Было немало симптомов надвигающейся грозы, а в конце октября 1925 года римская квестура назначила обыск в присутствии Грамши на верхнем этаже дома № 25 по улице Джан Баттиста Морганьи. Были изъяты кое-какие брошюры и письма. И все-таки Грамши ежевечерне возвращался в свою комнату на улице Джан Баттиста Морганьи.
Он знал, что его ждет. И все же не торопился покинуть Рим. Более того, есть сведения, что он попросту избегал встреч с людьми, приехавшими ради него из Милана, ибо он знал, что за ним идет слежка, а он не хотел навести агентов полиции на след других членов внутренней руководящей группы партии коммунистов и поэтому сбивал агентов со следа.
Как же развивались события в дальнейшем?
Группа депутатов-коммунистов собралась в одном из залов парламента, в одном из залов дворца Монтечитторио. Как нам уже известно, исключительные законы — «леджи фашистиссиме» — предусматривали все, вплоть до восстановления смертной казни. Следовало обсудить, каким способом выразить свою оппозицию. И как выступить против предложения депутата-фашиста Фариначчи. Этот главарь чернорубашечников предлагал лишить парламентских мандатов всех тех, которые систематически не принимали участия в деятельности палаты, то есть депутатов авентинской группы. К предложению этому был приложен поименный список. Коммунисты в этот список включены не были, ведь они вернулись в парламент, и, таким образом, формальных оснований для внесения их в этот список не было. Впрочем, все это относилось только, так сказать, к официальной стороне дела. Что же касается до неофициальной, то в кулуарах дворца Монтечитторио циркулировали упорные слухи, что парламентских мандатов будут лишены также и коммунисты. Депутаты-чернорубашечники не слишком скрывали свои намерения относительно депутатов-коммунистов, более того, они даже давали им понять, что их ждет. Например, когда депутат-коммунист Рибольди должен был срочно выехать в Милан, фашист Акилле Стараче намекнул ему, что не стоит возвращаться в Рим, ибо здесь, в Риме, его ждет худшее… Решение, собственно, уже было принято. Все эти обстоятельства даже и без намеков, делавшихся приверженцами Муссолини (трудно сказать, чего они этим добивались: быть может, они лелеяли мечту о том, что коммунисты сами уйдут из парламента, покинут свои посты и тем самым дадут обильный материал для фашистской пропагандистской машины!), — итак, все это, конечно же, не могло оставаться тайной для коммунистической группы Палаты депутатов. Коммунисты не могли не знать, что их намереваются лишить мандатов, а стало быть, и депутатской неприкосновенности. А за лишением парламентской неприкосновенности с неотвратимой последовательностью должен был произойти арест. Едва ли это могло быть тайной. Едва ли кто-нибудь в сложившихся условиях верил в незыблемость хваленого парламентского иммунитета. Но, так или иначе, все старались держаться так, как будто никакая опасность им не грозит. Рибольди, естественно, сообщил другим депутатам-коммунистам о разговоре со Стараче. Но депутаты сделали вид, что не принимают его всерьез. Даже Грамши. Он улыбался, хотя не мог быть убежден в том, что Акилле Стараче пытался только испугать своих политических противников.
А 8 ноября 1926 года, в половине одиннадцатого вечера, Грамши был арестован на квартире, которую он снимал, большой группой полицейских в штатском. Одновременно с ним были арестованы депутаты-коммунисты Рибольди, Альфани, Борини, Феррари, Маринелли, Пичелли.
Грамши был препровожден в римскую тюрьму «Реджина Чели», а затем, 20 ноября, по первому предварительному приговору, осуждавшему его на пять лет ссылки, был отправлен на остров Устику. 8 ноября 1926 года — это некий временной рубеж, разделивший жизнь Антонио Грамши.
