Владимир Замлинский - Богдан Хмельницкий
Насторожила Ласку весть, что на раде были и представители из Москвы. К их разговору с Хмельницким он особо прислушивался и услышал, как Хмельницкий говорил одному из них: «Мы не вороги царству Московскому, нас не нужно бояться». Настораживало Ласку и то, что, хотя Хмельницкий и заверял его, что порвал с татарами, они с ним имеют постоянную связь и подстрекают, чтобы он не соглашался ни на какое перемирие, обещая ему прибыть в последних днях августа. Даже их представитель молодой Султан-мурза проживает тут при Хмельницком с сотней конных татар и как полноправный член присутствует на раде.
Когда встал вопрос о Польше, рада единодушно решила: «Казакам с ляхами миру не будет». По вопросу об отношении к Москве рада недвусмысленно постановила: «Иного короля не обирать, а всею Литовскою землею християнские веры податься великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу всея Руси самодержцу, чтобы государь над нами, християнами, был и ведал християнский один великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович всея Руси самодержец… Коли надобно, просить у русского царя ратных людей на помощь».
После рады подготовка к выступлению усилилась. На зов Хмельницкого к нему двинулись восставшие со всей Украины. Скоро к Масловому Ставу, где был по традиции назначен центр сбора, собрались значительные силы — около 80 тысяч казаков, крестьян и мещан. Из них было сформировано 35 полков. Кроме того, было несколько отдельных крестьянских отрядов. Возглавили полки ближайшие соратники Хмельницкого, любимцы народа Иван Богун, Данило Нечай, Мартын Небаба и другие. Однако, чтобы одержать победу над шляхетским воинством, собранного войска было недостаточно. И Хмельницкий посылает Тимофея за подкреплением к крымскому хану.
Вскоре войско под водительством Хмельницкого выступило в поход. 8 июля 1648 года оно остановилось в местечке Паволочи. Здесь решили дождаться пополнения — Кривоноса, Гирю и других полковников.
Жители Паволоч встретили гетмана хлебом-солью. На следующий день, как только он разместился в замке, пришла к нему делегация с просьбой сформировать из местных жителей Паволочский полк. Растроганный Хмельницкий тут же отдал распоряжение создать такой полк.
Вскоре прибыл и Максим Кривонос. Хмельницкий встретил его с большим почетом, как первого своего соратника. Один в пышном гетманском одеянии, спокойный и рассудительный, другой и здесь, в кругу своих друзей, напряженный и острый, готовый к быстрому действию. Слегка улыбаясь, подошли друг к другу и обнялись, как братья.
— Приветствую тебя, Максиме, и рад за тебя очень. Добряче пощипал ляхов, большое тебе спасибо.
Хмельницкий скосил чуть в сторону глазом, и тут же из-за его спины выскочил джура Мартынец. В руках у него была сабля, окованная червонным золотом, с белой роговой рукоятью, с которой свисали кисти из золотых нитей. Она приковала взоры всех присутствующих, которые знали толк в оружии.
Взяв саблю двумя руками, Хмельницкий любовно окинул ее взглядом и торжественно протянул Кривоносу:
— Возьми, брате, за службу твою народу, от всего запорожского рыцарства. И пусть не дрогнет с ней твоя рука, как не дрожала до сих пор.
— Спасибо, гетмане, и вам, панове товариство.
Кривонос поклонился Хмельницкому, казацкой старшине, что стояла за ним, разодетая в пышные ярко-красные, оранжевые и синие жупаны с оружием на ремнях, на которых блистало золото, и принял от гетмана саблю в свои твердые, жилистые руки. Вынув из ножен лезвие, молча поцеловал холодную сталь и, бросив лезвие снова в ножны, повесил саблю через плечо. И хотя ему радостно было от того уважения, которое оказывали ему сейчас его побратимы и сам Хмельницкий, он чувствовал себя в своем простом казацком жупане не совсем уютно среди этого золота и серебра, богатых панских одеяний. И уже подумывал, как бы тихо уйти отсюда к своему войску и там попировать на славу, как подошел улыбающийся Хмельницкий, обнял его за плечи обеими руками и поцеловал трижды, потом еще трижды. А за ним начали подходить и полковники.
Тут гетман повел своими широкими плечами и на всю залу разнесся его зычный голос:
— А теперь, братья, пошли обедать. Заждалась нас добрая чарка.
…На следующий день новая радость. Со своим поднестровским войском пришел к Паволочи Ганжа. Пришли Нечай, Морозенко, Тыша. Собирались побратимы на новую войну.
Но не все радовало гетмана в эти дни сбора и устройства войска. Да и как тут быть спокойным, когда вот уже третьего посла, теперь уже путивльского воеводы Ивана Трифонова, к полякам приводят к нему его казаки. Больно и непонятно. Братья же, одному богу молимся. Зачем же к врагам обращаться?
Уже было немного успокоился он, когда на свое письмо к воеводе Семену Волховскому получил от него ответ, что если кто говорит, «будто на вас хотим стоять, и то некто вместил вам неприятель христианской веры, хотя тем в православной христианской вере ссору учинить. И вы б и вперед от нас того не мыслили и опасения никакова не имели; и от вас никакова дурна не чаем и опасенья не имеем потому, что вы с нами одной православной христианской веры». А тут новое письмо. Что тут предпринять? И он пишет путивльскому воеводе Никифору Плещееву письмо, снова полное разочарования и горечи:
«Вельможному пану Никифору Юрьевичу Плещееву, воеводе путивльскому. Доброго здоровья и всякого добра от господа бога иметь желаем. Не ожидали мы того от вас, чтобы есте ляхам, недоверкам, на нас, православных християн, на братия свою, помощи войсками своими давали, и как теперь получили есмо надежные сведения, что с ляхами на нас хочете воевати, ибо посланца вашего, едущего от князя Вишневецкого с грамотами, по имени Иоан Трифонов, поймали есмо, из которых грамот хорошо поняли, хотя писали есте в будто против татар крымских помощь дадите…» Далее он предлагал, обращаясь к царю Алексею Михайловичу, идти на ляхов. И окончив письмо, подписал: «Богдан Хмельницкий гетман Войска Запорожского».
Так он теперь стал подписываться, упуская слова «его королевского величества», после того как узнал о новом походе поляков против него.
Это письмо Хмельницкого, как и другие его письма подобного содержания, сразу же было переслано царю Алексею Михайловичу. И тот, посоветовавшись с боярами, указал воеводе Никифору Плещееву отписать Богдану Хмельницкому о том, чтобы он не опасался выступления России на стороне Польши. «А вперед бы к Вишневецкому и к Адаму Киселю и к иным ни к кому без нашего указу ни о каких делах листов от себя не писал и с ними не ссылался».
После этого царского указа, разосланного во все пограничные с Украиной воеводства, сношения их с польскими магнатами прекратились.
