Святослав Рыбас - Громыко. Война, мир и дипломатия
В феврале, когда Вы писали об этих Ваших планах и сроках вторжения в Западную Европу, трудности этой операции были более значительными, чем теперь. С тех пор немцы потерпели не одно поражение: они были отброшены на юге нашими войсками и потерпели здесь немалый урон; они были разбиты и изгнаны из Северной Африки англо-американскими войсками, в подводной войне немцы также попали в более трудное положение, чем когда-либо раньше, а превосходство англо-американских сил значительно возросло; известно также, что американцы и англичане достигли господства своей авиации в Европе, а военный и транспортный морской флот возросли в своей мощи.
Таким образом, условия для открытия второго фронта в Западной Европе на протяжении 1943 года не только не ухудшились, а, напротив, значительно улучшились.
После всего этого Советское Правительство не могло предполагать, что Британское и Американское Правительства изменят принятое в начале этого года решение о вторжении в Западную Европу в этом году Напротив, Советское Правительство имело все основания считать, что англо-американское решение будет реализовано, что должная подготовка ведется и второй фронт в Западной Европе будет, наконец, открыт в 1943 году.
Поэтому, когда Вы теперь пишете, что “Россия не получила бы помощи, если бы мы бросили сотню тысяч человек через Канал в гибельное наступление”, то мне остается напомнить Вам о следующем. Во-первых, о Вашем же собственном меморандуме от июня месяца прошлого года, когда Вы заявляли о подготовке к вторжению не одной сотни тысяч человек, а о количестве англо-американских войск свыше 1 миллиона человек уже в начале операции. Во-вторых, о Вашем февральском послании, в котором говорилось о больших подготовительных мероприятиях к вторжению в Западную Европу в августе — сентябре этого года, чем, очевидно, предусматривалась операция отнюдь не с одной сотней тысяч человек, а с достаточным количеством войск.
Когда же Вы теперь заявляете: “Я не могу представить себе, каким образом крупное британское поражение и кровопролитие помогло бы советским армиям”, то не ясно ли, что такого рода заявление в отношении Советского Союза не имеет под собой никакой почвы и находится в прямом противоречии с указанными выше другими Вашими ответственными решениями о проводимых широких и энергичных англо-американских мероприятиях по организации вторжения в этом году, от которого и должен зависеть полный успех этой операции.
Нечего и говорить, что Советское Правительство не может примириться с подобным игнорированием коренных интересов Советского Союза в войне против общего врага.
Вы пишете мне, что Вы полностью понимаете мое разочарование. Должен Вам заявить, что дело идет здесь не просто о разочаровании Советского Правительства, а о сохранении его доверия к союзникам, подвергаемого тяжелым испытаниям. Нельзя забывать того, что речь идет о сохранении миллионов жизней в оккупированных районах Западной Европы и России и о сокращении колоссальных жертв советских армий, в сравнении с которыми жертвы англо-американских войск составляют небольшую величину»{114}.
В итоге этих тяжелых объяснений с союзниками Сталин принял решение заменить послов в Вашингтоне и Лондоне, «двух людей, которые нравились западным руководителям, потому что имели космополитические убеждения и репутацию сторонников союзнических отношений»{115}. На языке дипломатии это означало высокую степень недовольства.
В Вашингтоне послом стал наш герой, в Лондоне — Ф. Т. Гусев.
«Громыко мог решительно и твердо вести переговоры, не прислушиваясь к аргументам другой стороны»{116}.
* * *Показательно, что Рузвельт все понял и, в свою очередь, несколько дней не принимал нового посла, отвечая таким образом на резкую критику московского союзника, которого же сам называл «великим человеком нашего времени».
Черчилль тоже долго уклонялся от встречи с Гусевым. Их первый разговор касался резкой реакции Сталина; премьер-министр, пробежав текст письма советского руководителя, неожиданно отказался принимать его, отбросил через стол. Тогда Гусев вернул письмо, встал и пошел к выходу Что сделал Черчилль? Он догнал его и сунул письмо ему в карман! Тогда Гусев снова положил письмо на стол{117}.
Эта сцена была наполнена внутренней иронией. Создавалось впечатление, что это было заколдованное письмо, избавившись от которого можно было избавиться и от проблемы.
Глава 10.
ТЕГЕРАН
Резервная позиция союзников на случай большого усиления СССР
Надо полагать, с этих случаев и берет начало сама идея «холодной войны». После побед под Сталинградом и Курском СССР превращался во вторую державу мира, это вызвало огромную тревогу.
20 августа 1943 года в Квебеке встретились Рузвельт и Черчилль. Рассматривались варианты действий, вплоть до возможного заключения сепаратного мира с Германией. Согласно анализу Валентина Фалина, одного из ближайших сотрудников Громыко, на той конференции были приняты важные решения.
«Рузвельт сказал, когда обсуждались планы о выходе из антигитлеровской коалиции, что он все это уже слышал, и он в это не верит, поэтому требуются параллельные действия. Эти параллельные действия нашли свое выражение в двух планах. Один назывался “Оверлорд” — это подготовка высадки десанта на побережье Северной Франции, и второй назывался план “Рэнкин”.
Этот план предполагал, что если Германия внезапно капитулирует (а после Сталинграда и на фоне поражения на Курской дуге в Германии очень активизировались силы антигитлеровские в двух вариантах. Одни готовы были капитулировать перед Западом, другие готовы были капитулировать перед Советским Союзом), так вот, если возьмут верх те, которые готовы капитулировать перед Западом, эти силы окажут американцам и британцам содействие по установлению контроля специальными силами над Парижем, Брюсселем, Гаагой, Берлином, всеми крупными городами Германии, Варшавой, Прагой, Бухарестом, Будапештом, финнами, Белградом. То есть, будут сброшены десанты там, они установят там свою администрацию и все прочее, а для нас война кончится в лучшем случае на Висле. Вот такой план “Рэнкин”. Он осуществлялся до конца войны, я вам хочу сказать, как параллельный план… Всегда держались силы, готовые эти операции произвести по захвату столиц названных и не названных.
И, если этого не случилось, то причины здесь следующие. После поражения на Курской дуге война приняла свою внутреннюю динамику. Второй фронт нам уже в военном отношении не был нужен. Уже было всем ясно, в том числе Рузвельту, что Советский Союз в состоянии в одиночку нанести поражение Германии. Второй фронт нужен был Соединенным Штатам для того, чтобы обустроить выгодные послевоенные позиции по контролю над Европой, над Германией, и через Европу и Германию над остальным миром для того, чтобы козыри приобрести в послевоенном, как считали, торге с Советским Союзом. Это первое.
