Эрих Манштейн - Из жизни солдата
Фюрер начал с рассказа о причинах отставки Бломберга и при этом подчеркнул, что бывший военный министр был назначен на этот пост не им, а президентом Гинденбургом. Тем не менее Гитлер, по его собственным словам, питал к нему полное доверие, которое тот, к сожалению, не оправдал. Он пригласил его, Гитлера, и Геринга на свою свадьбу в качестве свидетелей и сообщил им только о том, что его будущая супруга происходит из простой семьи. За это, по словам фюрера, к нему, разумеется, не могло быть никаких претензий с позиций национал-социализма. Теперь, однако, выяснилось, что супруга имперского военного министра ранее в течение некоторого времени состояла на учете в полиции. Само собой разумеется, что при данных обстоятельствах Бломберг не мог больше оставаться на своем посту. В заключение Гитлер назвал историю с Бломбергом «самым большим разочарованием в своей жизни».
Затем фюрер перешел к вопросу о судьбе генерал-полковника фон Фрича. По его словам, он до последнего момента считал решенным вопрос о назначении Фрича вместо Бломберга. Однако совсем недавно он познакомился с документами, из которых следовало, что Фрич уличен в гомосексуализме. Согласно утверждению Гитлера, он уже получил однажды аналогичную информацию о Фриче, но тогда он с возмущением отверг ее как гнусную клевету. Теперь же, после истории с Бломбергом, он, Гитлер, не хочет больше рисковать и вынужден дать ход этому делу, тем более, что на этот раз у него имеются документальные свидетельства вины Фрича. В подтверждение своих слов Гитлер зачитал нам несколько выдержек из этих документов. Фюрер также подчеркнул, что находящийся при нем специальный представитель вермахта полковник Хоссбах нарушил его категорический запрет и заранее сообщил генералу Фричу об имеющихся в отношении него подозрений. Затем состоялась встреча Фрича с Гитлером, в ходе которой последний ознакомил главнокомандующего сухопутными войсками с компрометирующими его документами[15].
По словам фюрера, он ожидал, что генерал- полковник Фрич швырнет эти документы ему под ноги. Вместо этого Фрич заявил, что он не в состоянии дать каких-либо объяснений по существу выдвинутых против него обвинений, и лишь предположил, что поводом для них мог стать тот факт, что он по просьбе благотворительных организаций приютил у себя на время двух членов гитлер- югенда, испытывавших материальную нужду. Гитлеру слова Фрича показались недостаточно убедительными[16], и он отправил полученные им материалы для проверки в министерство юстиции. После этого фюрер зачитал нам полученное им за подписью имперского министра юстиции экспертное заключение, из которого следовало, что имеющиеся улики делают неизбежным возбуждение уголовного дела в отношении генерала Фрича. По словам Гитлера, в сложившейся обстановке ему не оставалось ничего другого, как отстранить главнокомандующего сухопутными войсками от занимаемой должности и отдать его под суд. Членами суда он назначил главнокомандующих тремя видами вооруженных сил вермахта.
В заключение своей речи Гитлер обратил наше внимание на то, что интересы рейха и вермахта требуют сохранения в тайне информации о причинах увольнения обоих генералов. По словам фюрера, разглашение этих сведений могло бы причинить непоправимый ущерб государству и армии. В связи с этим он решил в целях маскировки провести одновременно ряд перестановок в высшем военном руководстве страны, а также объявить во всеуслышание о необходимости сосредоточения военного и политического руководства страной в одних руках. В подтверждение своих слов Гитлер сообщил нам о том, что он принимает на себя функции верховного главнокомандующего вермахта. Им также отданы распоряжения о замене некоторых высших военных и дипломатических чиновников, а также об освобождении от занимаемой должности министра иностранных дел и о создании под председательством последнего «тайного совета при имперском правительстве». Фюрер также заверил нас в том, что он намерен и впредь заботиться о защите чести и достоинства вермахта.
Не требуется особой фантазии для того, чтобы представить себе, какое удручающее впечатление произвело выступление Гитлера на присутствовавших генералов. Для подавляющего большинства участников совещания, за исключением немногих посвященных, услышанное явилось полной неожиданностью.
Во всем, что касалось «Дела Бломберга», разобраться было сравнительно нетрудно. Ведь речь шла не только о браке высшего представителя немецкого вермахта, который был заключен в нарушение всех морально-этических норм, принятых как в военной среде, так и в обществе в целом. Не менее прискорбным был и тот факт, что Бломберг обманным путем добился присутствия на его свадьбе в качестве свидетеля самого главы государства и тем самым поставил последнего в крайне двусмысленное положение. Легко представить себе, какое унижение пришлось пережить офицерскому корпусу, когда он узнал о том, что политический руководитель, каковым являлся Гитлер, выступил в роли защитника чести и достоинства вермахта.
Именно в таком состоянии справедливого возмущения действиями бывшего имперского военного министра и глубокой озабоченности по поводу возможных негативных последствий «дела Бломберга» для единства и сплоченности офицерского корпуса нас и застигли обвинения, выдвинутые против генерала Фрича. Я уверен, что ни один из присутствовавших на совещании генералов и адмиралов ни на секунду не допускал мысли о том, что в них есть хоть доля правды. Про себя лично могу сказать, что в тот момент, когда Гитлер закончил изложение обстоятельств «дела Фрича», я был готов бросить саблю под ноги фюреру и крикнуть ему, что все сказанное им — гнусная ложь. К сожалению, у меня не хватило мужества для такого поступка, о чем я сейчас искренне сожалею. Почему я промолчал? С одной стороны, меня удержала на месте мысль о необходимости почтительного отношения к главе государства. С другой стороны, я понимал, что, кроме веры в честность и порядочность моего начальника, я в тот момент ничего не мог противопоставить выдвинутым против него обвинениям. Привычка повиноваться и здравый смысл одержали победу над чувством. К тому же у меня практически не было времени как следует обдумать все сказанное, так как Гитлер покинул зал сразу после окончания своей речи.
Полагаю, что аналогичные мысли возникли в то время у многих моих сослуживцев. Все мы были еще парализованы информацией о подлом поступке генерала Бломберга. И когда Гитлер заявил, что после истории с военным министром он готов поверить чему угодно, в том числе и упрекам в адрес главнокомандующего сухопутными войсками, нам трудно было что-то возразить на это. Вместе с тем было очевидно, что характер обвинений, выдвинутых против Фрича, не позволяет опровергнуть их одними только ссылками на нашу уверенность в его невиновности. И дело тут было вовсе не в недостатке личного мужества, якобы помешавшем нам вступиться за своего начальника, а прежде всего в нашей беспомощности и бе- зоружности перед той подлостью и низостью клеветников, масштабы которой не укладывались у нас в голове. Мы вполне могли допустить, что некие темные личности из окружения Гиммлера могли ввести Гитлера в заблуждение. В то же время мы никак не могли себе представить, что сам Гитлер мог стать инициатором этой грязной интриги. Этим можно объяснить то обстоятельство, что не последовало никакой спонтанной реакции генералитета на клевету в адрес Фрича. Мы были твердо уверены в том, что назначенный Гитлером и поддержанный самим Фричем судебный процесс продемонстрирует абсолютную беспочвенность всех обвинений и повлечет за собой полную реабилитацию генерала.
