Фернан Мейссонье - Речи палача
Бомбометателя заставишь признаться, вовсе не предлагая ему чашечку кофе. У вас дети выходят из школ, а в магазинах люди. Нужно действовать быстро, чтобы воспрепятствовать новой мясорубке, обезвредить бомбы. Да, нужно заставить его признаться как можно быстрее. Но, насколько я знаю, как только они признавались, пытка — думаю, правильнее сказать, допрос прекращался. Французские военные не калечили террористов. И напротив, я знаю, что так называемые ФНАО применяли методы пыток, достойные варваров. У живых солдат из рук вынимали кости, выкалывали глаза. Да, это был ужас и смута. Я говорю об этом потому, что мы имеем лишь смутное представление об этой войне и что глупо смотреть на факты вне их исторического контекста. Это как про 1942–1945 годы, здесь тоже любопытно: никакой историк не говорит о марокканской кавалерии, которая служила во французской армии и была кошмаром для немцев. Французская армия закрывает глаза на их преступления, кражи, насилие… Она хотела выиграть войну во что бы то ни стало. Победителей не судят.
Осужденные перед лицом смерти
Итак, можно сказать, что во время войны в Алжире двадцать процентов осужденных, которых мы казнили, были скорее уголовниками, чем политическими. Это были кражи, изнасилования, убийства. Они были бандитами с большой дороги, и это было видно: они почти всегда умирали трусливо. Напротив, настоящие члены ФНАО, которые подкладывали бомбы, которые не совершали покушений с целью ограбления, которые были взяты с оружием в руках, — их было видно, потому что зачастую они обладали смелостью и лихостью. Идеалы придают смелости. Члены ФНАО, встретившие смерть смело, обладали чистым духом. Они любили свою страну. Они с достоинством стояли перед лицом смерти, и, хоть я и не принимаю их политических взглядов, я уважаю этих людей, отдавших жизнь за идеал.
Я всегда уважал человека, который сейчас умрет, что бы он ни сделал. Разумеется, лишь четверть умирала с большим достоинством. Но нужно сказать правду об этой темной истории алжирской войны. Нужно сказать правду, кто бы ты ни был — правый или левый — сказать правду ради потомства. Да, были осужденные, обладавшие невероятной смелостью.
Среди мусульман можно встретить смелость или фатализм чаще, чем думают. И некоторые обладали храбростью, достойной героев. Некоторые из ФНОА поднимались на гильотину с таким же достоинством, как революционеры 93-го. Помню одного из них, это было в Оране, 7 февраля 1957 года, на единственной казни пятерых человек, которую мы совершили. Он сказал: «Вы увидите, как умирает Икхлеф!» Он действительно прекрасно держался. Да, и дойдя до гильотины: «Вы увидите, как Икхлеф умирает за Алжир!» Это был политический. После казни комиссар полиции спросил у отца, что же он говорил? Все услышали: «Вот как умирает Гитлер за Алжир!» А это было «Вот как умирает Икхлеф!» Вот. Да, те парни, которые умирали смело, часто были откровенными политическими. Они гордились, что умирают за свою страну. Их поведение было другим. Во многом те парни, которые действительно были политическими, хотели показать французам, что они были чистыми и крепкими. Вот. Действительно, политические часто выказывали большую смелость. Приятели из алжирских французов говорили мне: «Не надо говорить, что есть парни, которые умерли смело, ты сделаешь из них героев…» Ноя сказал нет, если парень умер смело, я его уважаю. Не надо выдумывать, что они делали в штаны. Не стоит их ставить ниже низкого только потому, что это было в Алжире. Я сам критикую тех, кто рассказывает небылицы, поэтому если я же и начну рассказывать глупости…
Итак, были такие, кто умирал с невероятной смелостью. А кроме них — другие, совершенно жалкие. Отребье. Без крови в венах. Да, другие так называемые политические были вульгарными уголовниками. Помню двух казненных. Из банды, которая пришла на одну ферму. Я уже говорил об этом. Они связали отца и сына четырнадцати лет, заставили мать и дочь подать им кофе и потом на протяжении двух часов насиловали их, перед тем как, уходя, зарезать отца и сына. Эти-то не были политическими! Так вот, они вели себя жалким образом, выли, как собаки. Да, эти чаще всего перед смертью вели себя как трусы.
Как бы я сам вел себя перед лицом смерти? Ужасно представлять, что ты сейчас умрешь. Это невозможно представить. Человек не может знать заранее, как он будет себя вести перед смертью. Именно поэтому я всегда уважаю человека, даже преступника.
Сейчас я думаю, что если некоторые осужденные ведут себя смело, это потому, что они приучили себя к мысли о смерти. Как восьмидесятилетний человек, который знает, что скоро умрет, он привыкает к этой мысли. Осужденный в камере тоже знает, что ему осталось жить только некоторое время. Настолько хорошо, что на деле он хочет выказать храбрость, хочет похвастаться. Но когда кому-то молодому, здоровому говорят: «Вот, через четверть часа вас не будет…» О! это ужасный шок! Самые смелые падают, как тряпка. Больного, у которого рак, извещают об этом потихоньку. Он привыкает к другим мыслям о жизни. Он подготовился к смерти. Но кто-нибудь в добром здоровье, если вы ему сразу такое скажете, вот, через час вы умрете. Тут я не знаю, выкажет ли он храбрость. Не так давно у меня появились проблемы со здоровьем. Я прошел исследование, и радиолог мне сказал, что он увидел два пятна, которые его беспокоят. Три недели я волновался и тосковал, особенно по ночам. В конце концов специалист мне сказал: «Это рак, я его вырежу». Так вот, я уже совсем не волновался. Я сказал себе, Фернан, тебе семьдесят лет, ты хорошо пожил, в то время как у других не было этой возможности. Это не смелость, это фатализм. И потом было бы несправедливо казнить двести человек и при этом бояться смерти.
Невозможно узнать заранее реакцию человеческого существа, это правда. Иногда охрана, директор тюрьмы говорили нам: «Осторожно, этот вот — крепкий орешек, это ужас…» А потом перед гильотиной, пфффф… тряпка! А другие, парень, слабый с виду, тщедушный, умирает смело! Те парни, о которых я думал, что они будут бояться, так вот, они выказывали невероятную смелость!.. Они просят написать письмо, каламбурят, насмехаются… более чем храбро. Представить только, за несколько секунд до смерти парень находит силы шутить! Так что невозможно предвидеть последнюю реакцию осужденного. Да, были парни, которые вели себя, как герои, и другие, которые умерли, как трусы. И при этом все эти преступники совершили жестокости, которые невозможно себе представить. Это был случай, я бы сказал, двух третей. Было среди них также примерно десять процентов, державшихся как фаталисты, что часто бывает среди мусульман; как говорят по-арабски, mektoub! И потом двадцать пять процентов тех, кто выказывал настоящую смелость. Я пытаюсь представить себя на их месте, я, может быть, не выказал бы храбрости.
