Альберт Кессельринг - Люфтваффе: триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947
Подобных примеров при желании можно было бы привести гораздо больше. Из этого вовсе не следует, что итальянские солдаты как человеческий материал не годились для длительных и упорных боевых действий. Ответственность за все описанное выше ложится на Муссолини и его государственных секретарей, занимавших этот пост в мирное время; если они знали обо всех упомянутых серьезнейших недостатках и проблемах, им не следовало принимать решение о вступлении в войну. Другой ошибкой наших союзников было то, что они полагались на вооружения и технику итальянского производства. Я помню бесконечные разговоры о том, что вот-вот появятся новые их типы, представляющие собой последнее слово в соответствующей области, но в итоге они так никогда и не сходили с конвейера. Между тем союзникам следовало бы заняться производством уже испытанных образцов немецкого оружия и изготавливать их по лицензии – например, новых разновидностей немецких танков и зенитного орудия калибра 9 сантиметров.
При том, что нехватка приспособлений для боевой подготовки личного состава в итальянских казармах была очевидной, мне, как немецкому офицеру, прежде всего бросалась в глаза весьма далекая от идеальной воинская дисциплина. Достаточно было понаблюдать за процедурой смены часовых, чтобы понять, что итальянские солдаты относились к своей профессии без энтузиазма. Возможно, что я, как человек иного, северного склада, подходил к этому вопросу с неверными критериями, но думаю, что события доказали мою правоту.
Все это неудовлетворительное положение вещей я прежде всего относил на счет недостаточно тесного контакта между офицерами и солдатами в армии союзников. Итальянский офицер вел жизнь, совершенно отдельную от жизни рядового состава; не зная нужд и потребностей своих подчиненных, он не мог удовлетворить эти нужды и потребности, когда возникала такая необходимость, а потому в критических ситуациях терял контроль над своим подразделением. Итальянский рядовой даже в полевых условиях получал совершенно иной рацион питания, нежели офицер. Чем выше было звание, тем больше был получаемый паек; естественно, что при такой системе все лакомые кусочки уходили наверх. Офицеры питались отдельно и зачастую даже не знали, чем и в каких количествах кормят их подчиненных. Все это подрывало чувство товарищества, которое должно существовать между людьми, которым предопределено судьбой вместе жить, сражаться и умирать. Система полевых кухонь, которая помогала сглаживать упомянутые различия, в итальянской армии была не в фаворе. Я часто указывал на это Кавальеро, говоря, что существующее положение может очень плохо повлиять на боевой дух войск, но мне так и не удалось окончательно убедить его в моей правоте. Кстати, я обнаружил, что при том, что немецкие полевые кухни едва ли не в буквальном смысле подвергались осаде со стороны итальянских солдат, в итальянской офицерской столовой, где меня угощали, кормили лучше, чем в столовой при моем штабе. В 1944 году маршалу Грациани приходилось предпринимать решительные действия для того, чтобы итальянские военнослужащие вовремя и в полном объеме получали денежное довольствие. То, что для этого требовалось особое вмешательство, на мой взгляд, как нельзя лучше характеризует ситуацию.
Я упомянул обо всем этом не для того, чтобы акцентировать внимание на недостатках и слабых сторонах итальянцев, а просто с целью объяснить частые поражения наших союзников. При этом я вовсе не подразумеваю, что отношения между итальянскими солдатами и офицерами не были хорошими. В подавляющем большинстве случаев они были таковыми, несмотря ни на что. Тем не менее это лишь еще раз доказывает, что итальянским солдатам изначально были присущи хорошие качества и что из них можно было сделать прекрасных, стойких бойцов. Я видел очень много примеров героизма, проявленного итальянскими частями и подразделениями и отдельными солдатами и матросами, – например, военнослужащими парашютной дивизии «Фольгоре» в районе Эль-Аламейна, артиллеристами в битве за Тунис, экипажами крохотных военно-морских судов и торпедных катеров, летчиками частей торпедоносцев – и потому могу говорить об этом с полной ответственностью. Но исход боя решают не отдельные акты героизма, а степень обученности и боевой дух войск.
С другой стороны, итальянцы согласились со стратегическими принципами, принятыми центральноевропейскими военными державами. Во всех трех видах итальянских вооруженных сил мне доводилось встречать немало командиров, которые были первоклассными стратегами и тактиками. Система функционирования министерств видов вооруженных сил в Италии была похожа на аналогичные системы в других странах. Мне не приходилось сталкиваться с подтверждениями того широко распространенного мнения, что итальянские младшие офицеры плохо знают уставы. Я думаю, что скорее проблема состояла в том, что у младших офицеров было недостаточно практики применения этих уставов и что интуитивные решения Верховного командования итальянских вооруженных сил не всегда гармонично сочетались с практическими возможностями их выполнения, что и являлось причиной значительного числа неудач. Возможно, и административная работа в войсках при всей тщательности ее организации на практике проводилась неудовлетворительно. Несомненно, частично это можно объяснить южным темпераментом итальянцев. Что меня особенно поражало, так это необъяснимое пренебрежение союзников к организации береговой обороны на островах и даже на материке, а также бросающийся в глаза застой в разработке и производстве ими современных самолетов.
Разумеется, знакомясь с новым фронтом, я не терял времени. Я проинспектировал немецкие части и установил контакт с Роммелем и итальянским командованием. Первой моей поездкой был визит на Сицилию. Он оказался неудачным, так как фон Полю, с которым я должен был там встретиться, пришлось совершить вынужденную посадку в Тирренском море. Я изрядно поволновался, пока он наконец не был спасен. В то же время помощь итальянских военно-морских и военно-воздушных сил в осуществлении поисково-спасательной операции произвела на меня весьма обнадеживающее впечатление.
Затем пришла очередь Северной Африки. Там я впервые услышал жалобы Роммеля и узнал о германо-итальянских разногласиях. Мне удалось помочь командующему ВВС в Африке опытному генералу Фроглиху, которому приходилось нелегко – он получал приказы из авиагруппы, штаб которой находился в Афинах, с большим опозданием. Мне также показалось, что маршал авиации Гайслер, весьма компетентный офицер, имел слишком незначительное влияние на Роммеля. Изучив ситуацию, я вскоре напрямую подчинил командующего ВВС в Африке командующему Южным фронтом. Визит к коменданту Крита маршалу авиации Андрае дал мне возможность ознакомиться и с проблемами, существовавшими на этом острове.
