Алла Дудаева - Миллион Первый
Еще один Магомет, Евлоев, был в нашем маленьком доме и в личной охране Джохара — худенький племянник, с большими голубыми веселыми глазами, бледным лицом и горбатым носом, сын его старшей сестры Хазу, известной насмешницы и шутницы, с которой Джохар столько «воевал» в детстве и которую теперь очень любил. Этот Магомет сразу взялся учить меня языку, но поскольку лингвистическими способностями я, увы, не обладала, каждое слово приходилось буквально вдалбливать. Магомет этим занимался с большим юмором, при каждом удобном случае и в любом месте. Например, волшебная ночь, умиротворяющим голубым сиянием окружена луна, серебрятся бархатистые листья айвы, заливаются трелью мои любимые цикады… Вдруг от столба рядом отделяется узкая черная тень и вкрадчивый голос спрашивает: «Могуш аи? (как здоровье?)». «Дик мог (очень хорошо)», — отвечаю я с досадой. И все очарование ночи исчезает. Или утром, в самое неподходящее время, среди больших, пышущих жаром кастрюль, некормленой еще охраны и уже сидящих вокруг стола многочисленных гостей раздается его издевательский и насмешливый голос: «Хо худеш ю? (ты что делаешь)». «Ху, ма деш яц! (ничего не делаю)», — отвечаю я, как полагается. Дворянские привычки у чеченского этикета!
Гостей в доме бывало так много, что мне начала помогать племянница Джохара по матери, черноокая, смуглая Зиночка (хотя ее настоящее имя Товсари мне нравилось гораздо больше). Утренние гости нередко оставались до самого обеда, затем один за другим шли родственники, часто со знакомыми, «давно мечтающими» встретиться с президентом. Чужих людей охрана не пропускала, а с родственниками не пропустить не могла. Нашим бедным охранникам приходилось нисколько не легче, чем многострадальному Мавлену.
Джохар всегда заседал в Президентском дворце до глубокой ночи и только после того, как уходил последний посетитель, мог работать над документами и подписывать приказы. Окно его кабинета на восьмом этаже светилось до 3–4 часов ночи. Потом кортеж из трех машин стремительно несся по спящему ночному городу, и он оказывался дома, где мог отдохнуть. Мы их уже ждали, встречали, кормили, разговаривали, а затем в нашем доме наконец-то наступала благословенная тишина…
Утро начиналось с племянника Магомета, приученного в своем сельском доме в Самашках подниматься с первыми лучами солнца. Он, как петушок, казалось, вообще не спал. Все утро Магомет долго, терпеливо ждал и маялся, когда же мы с Зиной проснемся, и встречал нас, сидя за кухонным столом. После обычного «могуш аи» он сразу начинал ко мне подлизываться, чтобы я его одного побыстрей накормила. На строгую в этом вопросе Зиночку он не рассчитывал. Магомет говорил мне всегда одну, но тщательно продуманную фразу:
«Аллочка, как ты хорошо сегодня выглядишь!!!» — рассчитывая, конечно, не только меня задобрить, хитро сэкономив время на моей косметике, но и рассмешить. К тому же эта фраза имела двоякий смысл (с утра все выглядят, как правило, не очень), но Магомет умудрялся изобразить на своем бледном лице такой непреходящий восторг, закатывая к самому потолку голубые глаза и цокая языком, что мы вместе начинали смеяться. Правилами приходилось пренебречь: ему одному срочно готовили и его одного кормили. Но однажды я задержалась с Джохаром. Совсем проголодавшийся и обеспокоенный тем, что на кухне так долго никто не появляется, Магомет начал искать меня по комнатам. Потихоньку, боясь разбудить Джохара, приоткрыл дверь в зал, просунул в щель нос и, наконец, увидев меня спокойно сидящей в кресле, жалобно прошептал: «Аллочка, как ты хорошо сегодня выглядишь…» Потом приоткрыл дверь пошире и… увидел гневного, удивленного Джохара, медленно, как растревоженный лев, поднимающегося с дивана. Дверь тут же захлопнулась, Магомет зашелестел по коридору, словно летучая мышь, и испарился. «Что это с ним?» — недоуменно спросил Джохар. «Есть хочет», — коротко пояснила я. Джохар ничего не понял. А мы все долго еще смеялись над Магометом, вспоминая этот случай.
Неординарные события шли своим чередом, становясь, к сожалению, нормой.
Чеченское руководство хорошо знало, какое страшное зло принесла Россия Афганистану во время десятилетней оккупации, и не без основания полагало, что одной из первых стран, которые признают суверенитет республики, станет Афганистан. Но вместо этого прежнее руководство Афганистана, в лице его правителя Рабани, через надежного человека передало Джохару приглашение тайно посетить Кабул вместе с обещанием: «Мне есть что рассказать чеченскому президенту». Джохар не любил подобных вещей и ответил, что согласится поехать в Афганистан лишь в том случае, если Рабани пришлет ему официальное приглашение как президенту суверенного государства. Он считал унизительным подобное отношение со стороны президента мусульманской страны и отказался от приглашения.
На празднование второго года независимости к нам приехало много гостей из дальнего и ближнего Зарубежья и из различных регионов России. Утром был военный парад, а вечером — банкет в белом мраморном зале. На первом этаже Президентского дворца все утопало в осенних цветах. Их запах, кроме ошеломляющей свежести, рождал в душе еще какую-то неясную грусть. Приезжие гости сидели за белыми накрытыми столиками, составленными в виде огромной буквы «П». Много было торжественных речей и поздравлений. Гостей, собравшихся в зале, представлял Зелимхан Яндарбиев, сидящий в самом центре, рядом с Джохаром. Потом с ответной речью выступали наши гости, иногда через переводчика. Всем очень понравились теплые слова приветствия Президента Калмыкии Кирсана Илюмжинова, доброжелательно выступили гости из Прибалтики, удивил несколько грубоватый юмор одиозного Жириновского. Интересно было на него посмотреть, стоило его и послушать. Казалось странным, что он, в общем-то далеко неглупый человек, намеренно играет навязанную самому себе роль или… кем-то еще?
Наш банкет затянулся надолго и начинал напоминать партсобрание. Все повторялось… Представление, поздравления и так далее, сплошные радужные краски, все, как в старые советские времена, и никто не говорил о том, как нам действительно тяжело сейчас, когда провокации российских спецслужб следуют одна за другой.
Мы находились в состоянии тайной необъявленной войны уже два года и отбивались изо всех сил… Кроме наших грузинских друзей, депутатов парламента Са-Картавело и президента Звиада Гамсахурдиа, никто еще нас не признал, все боялись России. «Ну, раз вы нас не жалеете, — подумала я, — то хоть посмеемся…» В самом конце банкета я наспех накидала на бумажной салфетке несколько эпиграмм на присутствующих и попросила Зелимхана, чтобы он дал мне заключительное слово. Благодушный Зелим, не ожидая подвоха, объявил о моем выступлении. Далекие от совершенства эпиграммы произвели то самое впечатление, которого я добивалась. Зал хохотал… Особенно веселились, услышав две последние эпиграммы, посвященные Жириновскому и потрясенному Зелимхану. Такого «коварства» он от меня никак не ожидал и больше уже не предоставлял мне слова, боясь, наверное, что я еще что-нибудь «отмочу». Только строго хмурил брови, когда я начинала «подавать сигналы», и, наверное, если бы не сидел в президиуме, то погрозил бы мне пальцем. Джохар смеялся вместе со всеми, даже холодные мраморные стены, кажется, растаяли. Гости просили меня почитать другие стихи, потом начали вспоминать ослепительные пушкинские эпиграммы и поэтические дуэли прошлого столетия. Тогда никто не читал по бумажке заранее приготовленных речей.
