Андрей Сахаров - Степан Разин
Видели воеводы, что уже здесь перед уходом затевал Стенька какое-то новое большое воровство, а какое — то было неведомо.
«…ЧТОБ БЫЛИ ГОТОВЫ»
Уходил Разин до срока. И он сам, и городские черные люди, и казаки знали, что эта их встреча не последняя, что настанет время, и вновь придет в Астрахань Степан Тимофеевич и призовет к себе всю астраханскую голытьбу. А пока срок еще не настал. Уносил с собой Степан прочную поддержку простых людей и крепкую свою ненависть к воеводам, боярам, дьякам, купцам. Корыстолюбивые, злобные к ним, казакам, большие астраханские люди вызывали у него омерзение.
Особую ненависть уносил он к Ивану Прозоровскому.
Незадолго перед уходом казаков на Дон воевода призвал к себе Разина.
— Даю вам в провожатые до Царицына дворянина Левонтия Плохого. А с Царицына до Паншина городка с тобой пойдет сотник астраханский с пятьюдесятью стрельцами.
Разин пробовал опять отшутиться:
— Зачем же такая забота, князь, сами доберемся. Но Прозоровский не принял атамановой шутки, отвечал строго, коротко:
— Посылаем с вами охрану по указу царя нашего и самодержца, чтоб никакого дурна ты, атаман, не учинил на Волге.
Стиснул зубы Разин, но согласился, не мог он сейчас идти на открытый разрыв с воеводой, сила была на стороне Прозоровского.
— Пусть будет по-твоему, князь, — и не удержался: — Только смотри, как бы не заскучали с нами твои стрельцы, ведь мы, казаки, к твоим людям неласковы.
Не ответил воевода атаману, повернулся спиной, потом, отпуская Разина, на виду у людей все ему выговорил и память в дорогу дал: «Чтобы казаки из Астрахани, Волгою идучи, нигде никаких людей с собой на Дон не подговаривали. А которые люди и без их подговору учнут к ним приставать, и они б их не принимали и за то от великого государя опалы на себя не наводили».
Все стерпел Разин: и последние воеводские речи, и память — только хмурился, зыркал страшно глазами на Прозоровского.
Выгребли казаки напротив Астрахани, ударили на прощание из пушечки, с крепостной стены им ответили, и понеслись легкие струги вверх по Волге, а следом на легких же речных стругах помчались стрельцы с Леонтием Плохим.
А через несколько дней, 1 сентября, тайно, ночным временем астраханские стрельцы вывели из тюрем колодников — яицких казаков и стрельцов, захваченных Львовым на Кулалинском острове. Их погрузили на насады, забили в трюмы, и караван с колодниками отправился на Москву для розыску над ворами и наказания.
Едва отчалил Разин от Астрахани, как сразу переменился атаман. Долой все воеводские наказы из памяти! Пей-гуляй, казацкая вольница! Бей начальных людей — воеводских прихвостней, шарпай богатин на Волжском раздолье! И загуляло на Волге лихое казацкое войско, и не воровское и опальное, а прикрытое царской милости вой грамотой, под охраной стрелецкого отряда.
Что мог сделать Леонтий Плохой со своими пятьюдесятью стрельцами против тысячи с лишним разинских молодцов! Смеются над ним, воеводским посланцем, казаки, кажут ему носы со стругов ушедшие с Разиным пятнадцать человек служилых астраханцев, да два человека дьяка Романа Табунцова, и ничего-то он, Леонтий, не может с ними сделать — не дает Стенька.
Под Черным Яром казаки встретили московских стрельцов, шедших в Астрахань. В это время Степан пировал в своем струге. Приказал он своим есаулам:
— Поезжайте к стрельцам и прикажите, чтобы явились ко мне их начальники немедля.
Пришли есаулы к стрельцам с большим невежеством и останавливали и приказывали быть у атамана неведомо для чего. А потом притащили к Разину в струг сотника Степана Кривицкого, стали подговаривать стрельцов перейти в казачество и подговорили кое-кого. А Степана Кривицкого Разин не грабил и не ругал, только сказал, чтоб отдал ему своих людей.
— Не могу я, атаман, мы люди подневольные, служилые. Выполним мы твой указ, в Москве с нас голову снимут, тебе не покоримся — ты нас в воду прикажешь посадить. Делай как знаешь, твоя воля.
Понравился ответ сотника атаману, налил он ему чарку водки из бочонка, что подарили ему перед уходом из Астрахани немецкие торговые люди. Выпил и сам. Сделал сотник знак, и люди его с соседнего струга притащили атаману еще бочечку вина ведра в три. Посмотрел Ранни на сотника.
— Хороший ты человек, сотник, и я тебя милую, на, выпей, — и он протянул Кривицкому полную кружку водки. Сотник с готовностью выпил ее за здоровье Степана Тимофеевича.
Разин неуверенной рукой пошарил под лавкой, протянул Кривицкому сафьяну и киндяк,[23] потрепал по плечу.
— Жалую тебя, а теперь поди прочь с глаз моих, помни атамана Степана Разина.
Не прошло и дня, как новая весть пошла к воеводам но городам, а оттуда в Москву. Выше Черного Яра повстречал Разин казанских стрельцов. Везли они из Казани в Астрахань государев хлебный запас. Разин приказал каравану встать на якоря, призвал к себе стрелецкого начальника, а стрельцам объявил волю: кто хочет к нему, атаману, переходить, пусть идет.
Приехал голова казанских стрельцов к Разину, привез с собой бочку вина в шесть ведер, отдал по запросу атамана струг большой есаульный, и отпустил его Разин с миром. Только перешло в те два дня, что держал Разин на якорях государев караван, в казаки одиннадцать казанских стрельцов.
Укоряли Разина Леонтий Плохой и астраханский сотник Федор Алексеев за подговор стрельцов и за прием беглых.
— Побойся бога, атаман, — говорил Леонтий, — скоро же ты забываешь милость к тебе великого государя, верни беглых сотнику.
— Нет, — отвечал Разин, — этого у нас, казаков, никогда не водилось, чтобы беглых выдавать. Кто пошел с нами — тот уже вольный казак: хочет — идет с нами, а хочет — сам по себе пусть живет. Мы никого не неволим.
С беспокойством видели Леонтий Плохой и Федор Алексеев, как все тверже встает Разин на Волге, творит что бог на душу положит, забывает все государевы и воеводские милости, самовольничает, людей смущает. Нет, не сносить ему, Леонтию, головы за все разинское новое дурно. А тут еще дошли до Прозоровского вести о бесчинствах атамана на Волге, и он прислал увещевательную грамоту Плохому; велел воевода Стеньке Разину со товарищами все его дурости выговаривать, что они творят свои дела, забыв страх божий и великого государя к себе милость, как им за их воровство вместо смерти живот дан. Велел воевода и людей, бежавших к Разину, тотчас выслать в Астрахань. А как их вышлешь, если учинился Стенька силен и никого не слушает?
В другой своей грамоте московским стрелецким головам и астраханскому полуголове Парфену Шубину, которые везли яицких колодников — шестьдесят шесть человек к Москве для розыску и расправы, — Прозоровский наказывал: за Разиным не ходить, ждать, пока уйдет он с Царицына на Дон. Так и сделали стрелецкие начальники: остановились, не доходя тридцати верст до Царицына, на нагорной стороне напротив Переливного острова, стали ждать вестей с Царицына. Здесь-то и нашел своих бывших товарищей Степан Разин. Неизвестно, как узнал он, что стоят стрельцы с кулалинскими узниками на горе, только причалил он своими стругами выше в полуверсте и пришел к ним, головам, и сказал, чтобы они отдали ему всех людей, взятых на Кулалах.
