Петр Фролов - Откровения палача с Лубянки. Кровавые тайны 1937 года
Нет ничего удивительного в том, что, назначив Исидора Гуковского и Якова Ганецкого на ключевые посты, большевики столкнулись с проблемой контрабанды и хищения переправляемых через границу драгоценностей.
Знаменитый американский «друг советских вождей» Арманд Хаммер, тоже замешанный в коррупционных скандалах, позднее вспоминал:
«В то время Ревель был одним из перевалочных пунктов в торговле с Россией, но большая часть поступавших в него из России товаров… представляла собой контрабанду: произведения искусства, бриллианты, платина и бог знает что еще. Все это нелегально отправлялось через границу…»
То же было в Вильно, Хельсинки и Риге.
Чтобы читатель имел представление о происходящих в Ревеле безобразиях, автор процитирует несколько страниц из воспоминаний Георгия Соломона. Вот что он пишет в своих мемуарах:
«…Сотрудники Гуковского жили и работали в этой же гостинице (речь идет о «Петербургской гостинице». – Прим. авт.). Жили грязно, ибо все это были люди самой примитивной культуры. Тут же, в жилых комнатах, помещались и их рабочие бюро, где они и принимали посетителей среди неубранных постелей и сваленных в кучу по стульям и столам грязного белья и одежды, среди которых валялись деловые бумаги, фактуры. Большинство поставщиков были «свои» люди, дававшие взятки, приносившие подарки и вообще оказывавшие сотрудникам всякого рода услуги.
С самого раннего утра по коридорам гостиницы начиналось движение этих темных гешефтмахеров. Они толпились, говорили о своих делах, о новых заказах. Без стеснения влезали в комнаты сотрудников, рассаживались, курили, вели оживленные деловые и частные беседы, хохотали, рассказывали анекдоты, рылись без стеснения в деловых бумагах, которые, как я сказал, валялись повсюду, тут же выпивали с похмелья и просто так. Тут же валялись опорожненные бутылки, стояли остатки недоеденных закусок… Тут же сотрудники показывали заинтересованным поставщикам новые заказы, спецификации, сообщали разные коммерческие новости… тайны…
У Гуковского в кабинете тоже шла деловая жизнь. Вертелись те же поставщики, шли те же разговоры… Кроме того, Гуковский тут же лично производил размен валюты. Делалось это очень просто. Ящики его письменного стола были наполнены сваленными в беспорядочные кучи денежными знаками всевозможных валют: кроны, фунты, доллары, марки, царские рубли, советские деньги… Он обменивал одну валюту на другую по какому-то произвольному курсу. Никаких записей он не вел, и сам не имел ни малейшего представления о величине своего разменного фонда.
И эта «деловая» жизнь вертелась колесом до самого вечера, когда все – и сотрудники, и поставщики, и сам Гуковский – начинали развлекаться. Вся эта компания кочевала по ресторанам, кафе-шантанам, сбиваясь в тесные, интимные группы… Начинался кутеж, шло пьянство, появлялись женщины… Кутеж переходил в оргию… Конечно, особенное веселье шло в тех заведениях, где выступала возлюбленная Гуковского… Ей подносились и Гуковским, и поставщиками, и сотрудниками цветы, подарки… Шло угощение, шампанское лилось рекой… Таяли народные деньги…
Так тянулось до трех-четырех часов утра… С гиком и шумом вся эта публика возвращалась по своим домам… Дежурные курьеры нашего представительства ждали возвращения Гуковского. Он возвращался вдребезги пьяный. Его высаживали из экипажа, и дежурный курьер, охватив его со спины под мышки, втаскивал смеющегося блаженным смешком «хе-хе-хе» наверх, укладывал в постель… На первых же днях моего пребывания в Ревеле мне пришлось засидеться однажды в своем кабинете за работой до утра, и я видел эту картину втаскивания Гуковского к нему в его комнату.
Услыхав возню и топот нескольких пар ног, я вышел из кабинета в коридор и наткнулся на эту картину. Хотя и пьяный, Гуковский узнал меня. Он сделал движение, чтобы подойти ко мне, и безобразно затрепыхался в руках сильного и крупного Спиридонова, державшего его, как ребенка.
– А-а! – заплетающимся, пьяным языком сказал он. – Соломон?.. по ночам работает… хи-хи-хи… спасает народное достояние… А мы его пррапиваем… день, да наш!.. – И вдруг совершенно бешеным голосом он продолжал: – Ссиди!.. хи-хи-хи!.. сстарайся (непечатная ругань)! уж я не я, а будешь ты в Чеке… фьюить!.. в Чеку!.. в Чеку!.. к стенке!..
– Ну, ну, иди знай, коли надрызгался, – совсем поднимая его своими сильными руками и говоря с ним на «ты», сказал Спиридонов. – Нечего, не замай других… ведь не тебе чета…
И он внес его, скверно ругающегося и со злобой угрожающего мне, в его комнату…»[41]
Вот такие вот нравы царили в совзагранучреждении. Хотя пьянки только вершина айсберга. Георгий Соломон случайно выяснил, что при заключении сделок сотрудники Гуковского, да и он сам, требовали от потенциальных поставщиков до 40 % вознаграждения от суммы контракта. Так, фирма «Эриксон» попыталась продать Советской России 800 аппаратов Морзе. Первоначальная цена (включая все накладные расходы – транспортировка, упаковка и т. п.) прозвучала как 960 шведских крон за аппарат. А когда коммерсант узнал, что ему не надо платить «откат», то цена сразу же снизилась до 600 шведских крон[42]. И таких примеров можно привести множество.
Другой способ бизнеса Гуковского. Заключение контрактов, внесение предоплаты в размере 50 % – и все… Дальнейшие обязательства не выполнялись. Когда заключенные Гуковским договора изучили профессиональные юристы, то они признали их, мягко говоря, мошенническими[43]. Просто по-другому не могли назвать их юристы-евреи, воспитанные еще при царской власти, но при этом душой болевшие за интересы России. Вот такой вот странный парадокс. Один еврей, из большевиков, активно разворовывает страну, а другие, лишившиеся всего, продолжают защищать родину. Автор в начале книги упоминал, что она посвящена отдельным личностям, а не всем представителям одной национальности.
А вот еще иллюстрация на тему того, как «советские сановники обращались с переданными им для продажи драгоценностями». Снова цитата из мемуаров Георгия Соломона:
«Приведу со слов самого Гуковского, как он получил пакет с разными драгоценнстями. Они были кое-как завернуты в бумажки, никакой описи к пакету не было приложено.
– Вот видите, как мне верят, – хвастался Гуковский. – От меня не потребовали даже расписку в получении, просто взяли и послали весь пакет на мое имя за одной только печатью. Я стал выбирать из пакета камни и изделия, а бумаги выбрасывал в сорную корзину… Ну, вот, через несколько дней мне потребовалось взять из корзины клочок бумаги. Запустил я в нее руку, и вдруг мне попался какой-то твердый предмет, обернутый в бумагу. Я его вытащил. Что такое?.. Хе-хе-хе!.. Это оказалась диадема императрицы Александры Федоровны, хе-хе-хе! Оказалось, что я ее по нечаянности выбросил в корзину, хе-хе-хе!..»[44]
