Валерий Золотухин - Таганский дневник. Кн. 2
— Ю. П., повернитесь на камеру!
— Ну что вы, как я могу встать спиной к такому артисту!
16 февраля 1989Четверг
Доволен ли я вчерашней съемкой фильма-концерта? Первой половиной — да, то есть интервью и танго Остапа (мое закадровое пение). В спешке снимали Северянина, как-то неловко чувствовал себя с жестами, с движением. Не возникло какого-то оригинального образа, решения — так, первое попавшееся. Жалко. Так нельзя, надо заранее продумывать весь номер.
Переполох, ЧП на съемке — украли кинокамеру. На секунду ассистент отвернулся, и камеру умыкнули. Перекрыли все входы и выходы, вызвали милицию с собакой. Полчаса жуткой паники, а у меня и позора: в театре появился вор… Пришли за мной — что делать? И тут разрешилось: пошутил гл. режиссер Губенко, прихватил ее с собой в кабинет — «не отдам, пока не принесете счет за электроэнергию». По-своему он прав. Но к вечеру навалилась тоска — спасу нет! Голова разболелась. Уныние и страх. А чего я боюсь?! Ну даже в том качестве, которое присутствует в «Живом», — уже хвалят. А боюсь я стать счастливым и довольным. Боюсь стать спокойным и благополучным. А не будет страдания, боли — не будет и роли.
Утром вчера на проходной Любимова встретил.
— Что делаешь?
— Халтурю. — И диалог продолжается.
Весь день они заседали с Губенко и Боровским. Уходили из театра вечером, разъезжались тоже вместе.
Губенко:
— Думали, как тебя раскрепостить. Как отменить крепостное право.
Любимов:
— Я тоже стал жить по твоему методу. Когда 8 часов репетиций, утром и вечером, а между ними два часа перерыва, я быстро пешком, машину не беру, иду в гостиницу в сауну, плаваю… Ни в коем случае не ложусь — и снова на репетицию.
Это он меня настраивает на то, чтобы я от него легкой жизни, послаблений не ждал.
— Ты хочешь, чтоб я его от «Пушкина» освободил?! Я понимаю, что ты выше, но все-таки нет, не дождешься! — резко возражал он Можаеву. — А глотка у него луженая, когда надо…
Они вчера, очевидно, еще и роли распределяли. Интересно, куда я попал, в «Скупого» или в «Моцарта»? Моцарта он не даст, разве что вторым составом. Да мне все равно на сегодня. Ну, Господи, дай мне силы додержаться до 23-го!
17 февраля 1989Пятница
Вот кончится «Кузькин» — поживу на даче, буду писать роман. Я этот жанр не люблю — большой рассказ или маленькая повесть, а когда все сложится вместе, то и получится дом моей жизни. Надо одеваться на «Кузькина».
18 февраля 1989Суббота
Что мне сказать себе в утешение? Не печалься, Валерий! Держи свое ремесло, не суетись, моли Бога, чтоб послал удачу партнерам и тебе! Через 25 лет мир погибнет, и, если нам суждено дожить до того дня, проживем остаток с молитвой и верой.
19 февраля 1989Воскресенье
Я только вернулся с «Годунова», завез домой Виталия с Леной Дроздовой, как звонит Губенко. Выразил свое восхищение моим трудом и в то же время соболезнование, сочувствие:
— Так работать нельзя, тебе надо отдохнуть, помрешь — и мы все будем виноваты.
У него ужасно сложное положение. Он все время подвигает Любимова на возвращение гражданства — тогда пусть берет театр и выполняет все свои прожекты: отделиться от государства, создать кооператив, сплотить «наполеоновскую гвардию», выгнать Дупака, «гвардейцам» платить по 1000 рублей, а половину труппы выгнать, снять «Мизантропа», «На дне», «Маленький оркестрик».
— Мы только что договорились, что это последнее восстановление «Живого», а «Преступление» пусть восстанавливается факультативно. Смотрю — вывешено объявление, что собираются участники «Преступления». Я сказал: «Ни в коем случае, только новая работа, «Маленькие трагедии» или «Театральный роман». Ты-то сам как? Он тебя хочет занять, надо вывешивать распределение.
Я сказал:
— В распределение я хотел бы попасть, а играть не буду.
Но сегодня утром я перезвонил Николаю и сказал, что это глупость моя димедрольная (я вчера за столом заговариваться стал) и в распределение меня включать не надо. У Кольки ситуация самая неприятная.
— Шеф не хочет терять заграницу, театр он брать тоже не хочет, но хочет оставаться фактическим руководителем. Я сказал ему: «Так не будет, пока я главный режиссер, и вернут ли вам театр в этой ситуации?!» И тут я почувствовал, как вся кровь бросилась ему в лицо. Он готов был сорваться на скандал со мной, но сдержался.
Кольку в этой ситуации надо поддержать всячески. Если он не хитрит, то молодец.
— Ну, давай, типяра! — так «благословил» меня Любимов на прогон.
Приехали из Дома Кино, где смотрели всей семьей «Тарзана», две серии. Замечательный, благородный фильм. Теперь надо придумать, как день закончить. А с утра были в церкви, опять же всей семьей.
В Доме Кино подошла ко мне Ольга, бывшая Трифонова.
— Не удивляйтесь, если к вам подойдут, обратятся с просьбой написать воспоминания о Юр. Вал. Трифонове. Это наш сын Валентин.
20 февраля 1989Понедельник
— Говорят, ты вечерний хорошо играл? — сказал мне вместо «здравствуй!» Любимов.
Господи! Я ставлю свечки о здравии его. Господи! Не лишай меня ремесла моего!
Любимов:
— Валерий утомлен, неважно с голосом, но он стал играть глубже, мудрее…
Я рассказывал, как встретил генерального директора племенного конного завода, который был у нас сельскохозяйственным консультантом по «Живому». Вообще день плохой, тяжелый, неприятный. Рамзес сорвался с тросов, узел развязался. Если бы это случилось, когда его подняли в небо, он убился бы и действительно ангелом стал. Бедняга!
21 февраля 1989Вторник
Прогон прошел на удивление удачно. Вчера сильно хрипел и очень поник, а сегодня с утра укололся. Любимов шепнул, когда по залу проходил: «Хорошо ведешь, не снижать».
Небо и земля по сравнению со вчерашним прогоном.
22 февраля 1989Среда, мой день
Надо посвятить его литературным проблемам. Съездить в издательство, поклониться корректорам, дать им билеты на «Высоцкого», чтоб наконец-то вычитали они мою верстку. Потом в издательство «Детской литературы», поклониться и дать им билеты на «Живого», чтоб поскорее иллюстрации сделали. Судя по всему, книжка запаздывает к шукшинским чтениям. Да, в общем, это не так существенно, но хотелось бы. Главное — внести все исправления и дополнения.
Завтра день, из-за которого, быть может, и родила меня Матрена Федосеевна. Отстою завтра в церкви всю службу и с Богом.
27 февраля 1989Понедельник
Я дал согласие репетировать Дон Гуана. С моей стороны было бы верхом неприличия отказываться от работы с Любимовым, когда он того просит. Я слишком многим обязан ему всей судьбой моей, так что ж теперь… На афише «Кузькина» он написал мне, — «Дорогой Валерий! Пусть все быльем зарастет! Твой Любимов». Так вот, пусть все зарастет, а мы сработаем с Божьей помощью еще один образ. Жалко, что будут опять проводить параллели с В. Высоцким. Но сегодня надо отыграть «Живого».