Михаил Аронов - Александр Галич: полная биография
От «милиции начальника» до «милиции сержанта» Л. Потаповой, как говорится, рукой подать. Если же говорить непосредственно о содержании, то в «Леночке» разрабатывается извечный сказочный сюжет с Золушкой, перенесенный на советскую почву: простая, безвестная девушка внезапно становится принцессой из-за того, что в ее жизни появляется добрая фея. В песне Галича роль феи выполняет эфиопский принц, приехавший с визитом в Советский Союз. По дороге из Шереметьева на машине в сопровождении «охраны стеночкой из КГБ» он замечает Лену Потапову и влюбляется в нее. И вскоре наступает преображение безвестной героини: «Вся в тюле и в пан-бархате / В зал Леночка вошла. / Все прямо так и ахнули, / Когда она вошла. / И сам красавец писаный / Ахмет Али-паша / Воскликнул: “Вот так здравствуйте!”, / Когда она вошла…»
Как и положено сказке со счастливым концом, песня заканчивается тем, что «шахиню Л. Потапову узнал весь белый свет». В творчестве Галича этот сюжет восходит к пьесе «Много ли человеку надо?!», написанной и поставленной за несколько лет до этого: здесь главной героине также помогает «добрая фея» (директор магазина), доставшая ей билет на Кремлевский бал, а перед этим девушка облачается в роскошные наряды, купленные (правда за свой счет) в универмаге.
А твердость действий Л. Потаповой: «Дает отмашку Леночка, а ручка не дрожит» — перекликается с твердостью сотрудницы ЧК Лёли из блатной песни «Есть в саду ресторанчик приличный», о которой сказано, что «своей пролетарской рукою она молча взяла револьвер». Эту песню в начале 1960-х Галич нередко пел в компаниях под рояль. Поэтому нет ничего удивительного в том, что и в своей собственной «Леночке» Галич впервые употребил в сатирическом контексте священные для того времени аббревиатуры КГБ и ЦК КПСС.
Надо сказать, что Галич не только пел чужие песни, но и часто их переделывал — менял слова, дописывал строки, а то и строфы, подготавливая себя, таким образом, к бардовской стезе. Еще до появления собственных песен он выступил в качестве соавтора двух песен Геннадия Шпаликова — «За семью заборами» и «Слава героям». По словам Галича, первую из этих песен они придумали в Болшеве, когда сам он еще сидел за роялем[330]. «Мы поехали за город, / А за городом дожди, / А за городом заборы, / За заборами вожди. / Там трава несмятая, / Дышится легко, / Там конфеты мятные, / “Птичье молоко”. <…> Там и фауна, и флора, / Там и ёлки, и грачи, / Там глядят из-за забора / На прохожих стукачи. / Ходят вдоль да около, / Кверху воротник… / А сталинские соколы / Кушают шашлык!» Однако жена Шпаликова, сценарист Наталья Рязанцева, излагает другую версию появления этой песни: «Эта песенка была написана в электричке, не записана даже, а заучена хором. Мы к другу ехали надень рождения, в Жуковку, на богатую дачу. Шли, декламировали и даже флаг какой-то несли. Были Саша Княжинский, оператор Белявский — операторская компания. Паша Финн там был. Это было придумано для того, чтобы войти с флагом и вот так спеть. А потом, когда Галич узнал про это, он продолжил: “На экран уставится / сытое мурло, / очень ему нравится / Мэрилин Монро”. И также и с замечательной, по-моему, песней “У лошади была грудная жаба”. Она очень хороша в своих первых двух куплетах. Остальное уже придумано Галичем»[331].
По свидетельству драматурга Анатолия Гребнева, Галич, услышав через несколько дней песню «За семью заборами», тут же дописал еще две строфы[332], которые придали стихотворению уже откровенную политическую окраску и превратили его в по-настоящему опасную сатиру: «А ночами, а ночами / Для ответственных людей, / Для высокого начальства / Крутят фильмы про блядей! / И, сопя, уставится / На экран мурло: / Очень ему нравится / Мэрилин Монро!» Такая же история повторилась с песней «Слава героям» («У лошади была грудная жаба…»).
Помимо того, впоследствии он неоднократно переделывал и собственно шпаликовские строфы, как бы окончательно авторизуя обе песни. Однако, по свидетельству Натальи Рязанцевой, когда Галич, дописав несколько строф к этим песням, «сразу спел Гене. Тому не очень понравилось такое продолжение, но он промолчал — из почтения к Галичу, как бы одобрил. Это было в Болшево, в нашем “доме творчества”…»[333]. Тем не менее при публикации обоих текстов во всех сборниках Галича неизменно указывается: «Совместно с Г. Шпаликовым».
Подобное «дописывание» чужих песен было характерно для Галича не только в 1960-е годы, но и раньше. К примеру, находясь в 1955 году вместе с Эльдаром Рязановым в Болшевском доме творчества кинематографистов (Галич там писал киносценарий «Сердце бьется вновь» для режиссера А. М. Роома, а Рязанов работал над фильмом «Карнавальная ночь»), дописал пятнадцать строф к популярной песне «Чуйский тракт», автором которой был сибирский писатель, а в то время пока еще электромонтер и водитель «Москвича», Михаил Михеев: «Есть по Чуйскому тракту дорога, / Много ездит по ней шоферов»[334]. А уж изобразить чужой стиль или характер Галич умел как мало кто другой. По свидетельству режиссера Бориса Голубовского, у него сохранилась давняя пародия Галича на известную песню, исполнявшуюся Леонидом Утесовым:
Родился я, друзья, в Одессе-маме,
Только это все промежду нами.
Охватила меня сразу музыкальная экстаза,
Потому я прозван Гоп со с джазом.
Граждане, послушайте меня!
Ведь Гоп со с джазом это буду я!
Глинка, Верди и Россини,
Римский-Корсаков, Пуччини — это мои лучшие друзья.
Я изъездил целую Расею,
Ничего для джаза не жалею:
Трио, скерцо и гавоты переделывать в фокстроты
Дай вам Бог уметь, как я умею.
А если я на небо вознесуся,
Попаду я там к Христу Исусу,
И без дальних разговоров, проявив природный норов,
Ангелы запляшут под «Марусю»[335].
А теперь приведем информацию из разряда уникальных — фрагмент из интервью Ларисы Лужиной, не вошедший в фильм «Без “Верных друзей”» (2008): «Вот еще, помню, такая песня у него была, почему-то она нигде не напечатана. Я даже спрашивала Алену, его дочку, — она говорит: “Странно, даже в сборник не вошла”. Хотя она тоже вспомнила, что это его песня. Есть такая песня военных лет: “Мы под Колпино скопом стоим, / Мы пропахли землею и дымом. / Артиллерия бьет по своим. / Это наша разведка, наверно, / Ориентир указала неверно. / Недолет. Перелет. Недолет. / По своим артиллерия бьет”. <…> Она на меня очень подействовала. И я ее помню — это в студенческие годы мы слышали. <…> Случайно потом нашла ее в своих каких-то записях. Но она нигде почему-то не фигурирует».
