Виктор Суходрев - Язык мой - друг мой
На этом и закончилась одна эпоха моей жизни. И началась другая.
Алексей Косыгин
Человек неординарных решений
Значительная часть моей профессиональной жизни связана с Алексеем Николаевичем Косыгиным. Из всех, с кем приходилось мне работать в качестве переводчика, он вызывал у меня наибольшее уважение и теплоту. В интеллектуальном плане он, безусловно, превосходил всех наших руководителей. Изъяснялся на правильном русском языке, что также выгодно отличало его от большинства советских лидеров. Пожалуй, Косыгин был действительно образованным человеком. Ленинградец, с высшим экономическим образованием, он еще с довоенных лет работал наркомом, в период с 1940 года по 1960-й в разное время занимал пост заместителя главы правительства, а с 1964-го и почти до конца жизни был Председателем Совета Министров СССР.
После того как был смещен Хрущев, Косыгин, понимая, что наша социалистическая экономика больна, сделал попытку провести реформы, впоследствии названные косыгинскими. Но она не удалась. Попытку «прихлопнули» стараниями членов Политбюро, и прежде всего Суслова, видевшего в любом отходе от твердокаменных установок партии нарушение принципов марксизма-ленинизма. Ну а Суслова поддерживали, конечно, и Подгорный, и Кириленко, и сам Брежнев.
Несмотря на вечно грустное и мрачное выражение лица, Косыгин был человеком очень живым и бодрым, умел улыбаться и шутить. Любил выпить молдавского коньяка. Как его Микоян ни уговаривал перейти на армянский, он оставался верен своему вкусу. Помню, как-то в Индии, собираясь на официальный банкет у Индиры Ганди, Алексей Николаевич начал ворчать, что вот, дескать, опять эта острая индийская еда, к которой мы не привыкли, и как бы чего потом с нашими желудками не произошло… Я сказал, что в общем-то люблю острую пищу, но тем не менее всегда провожу профилактику.
— Это как? — поинтересовался Косыгин.
Я неопределенно ответил:
— Ну-у, не знаю… Там ведь выпить-то не дадут…
Косыгин на секунду задумался и все понял:
— Это вы правильно сказали. Позовите-ка сюда Карасева.
Когда появился Евгений Карасев, старший адъютант, Косыгин попросил его принести бутылку коньяка. Мы выпили, и я позволил себе заметить, что теперь нас ни одна зараза не возьмет.
Косыгин вообще легко откликался на неординарные предложения. Помню, когда во время одной из поездок в Египет, в Александрию, президент Насер неожиданно предложил ему искупаться в море, Алексей Николаевич недолго думая согласился, чем немало переполошил свою охрану. Вряд ли кто-нибудь из тогдашних наших руководителей принял бы такое предложение.
После изгнания Хрущева Политбюро приняло весьма важное решение, согласно которому «отныне и навеки» в партии и государстве должно действовать так называемое коллективное руководство. Впрочем, точно такие же постановления принимались и после смерти Сталина. Но все же тогда, в конце 1964 года, это решение соблюдалось жестко. Например, перед праздниками и крупными торжествами на главных улицах и площадях страны вывешивались портреты не одного руководителя, а всех членов Политбюро — по алфавиту. На букву «А» не было никого, а на «Б» первым шел Брежнев. Поэтому его портрет, естественно, помещался на первом месте.
А. Н. Косыгин после морского купания. На переднем плане Г. Насер Александрия, 1967 год А. Н. Косыгин, Г. Насер, А. А. Громыко в Египте Александрия, 1967 годПри Хрущеве многие миссии, связанные с поездками за рубеж, выполнял Микоян. А в постхрущевский период эти функции перешли к Косыгину. У меня было ощущение, что в первое время своего пребывания в новой должности Брежнев опасался активного участия в международных делах. Он чувствовал себя не совсем уверенно. Косыгин же быстро усваивал суть дела, не боялся вести переговоры и, единственный из тогдашних членов Политбюро, мог свободно выступать на пресс-конференциях. В отличие от Хрущева он держался спокойно, говорил логично и аргументированно.
«Индо-пакистанский инцидент»
Косыгин был способным дипломатом. С его именем связан и наш успех на Ташкентской встрече глав двух враждующих государств — Индии и Пакистана. Эти страны в 1965 году оказались на грани полномасштабной войны. Не вмешайся Советский Союз, она наверняка началась бы.
Надо сказать, что СССР, ориентируясь на союз с Индией, стремился сохранить хорошие отношения и с Пакистаном, дабы ограничить американо-пакистанское сближение. Дело в том, что Пакистан являлся членом СЕНТО — военно-политической группировки на Ближнем и Среднем Востоке, которую мы считали еще одним «агрессивным блоком, сколоченным США против Советского Союза». Правда, после очередного переворота в Ираке, нанесшего чувствительный удар по блоку СЕНТО, Пакистан стал переходить на более нейтральные или, по крайней мере, сбалансированные позиции. Особенно это проявилось при фельдмаршале Айюб Хане, ставшем в 1960 году президентом страны. Побывал он с визитом и в СССР, вел плодотворные переговоры. В итоге, продолжая развивать экономические связи с Индией, мы налаживали их и с Пакистаном. Вплоть до поставок вооружений. Таким образом, пакистанцы и индийцы во время своих постоянных вооруженных стычек использовали оружие одно и того же производства — советского. Многие офицеры Индии и Пакистана проходили обучение в военных учебных заведениях СССР.
Когда советско-пакистанские отношения улучшились, наше правительство предложило оказать «добрые услуги» двум враждующим государствам в целях урегулирования конфликта между ними путем переговоров. Именно Алексей Николаевич Косыгин стал инициатором миротворческой встречи в столице Узбекистана.
И вот в самом начале января 1966 года мы оказались в теплом солнечном Ташкенте. Косыгина сопровождали министр иностранных дел А. Громыко и министр обороны Р. Малиновский. Такой состав нашей делегации определялся тем, что на встречу в Ташкент приехали соответствующие министры Индии и Пакистана. Кстати, министром иностранных дел Пакистана тогда был Зульфикар Али Бхутто, впоследствии ставший президентом этого государства.
Главная трудность переговоров состояла в том, что лидеры Индии и Пакистана друг с другом не желали разговаривать. Лал Бахадур Шастри, премьер-министр Индии, напрочь отказывался встречаться с Айюб Ханом. При таких обстоятельствах о совещании не могло быть и речи. Вот и приходилось Косыгину в течение почти двух недель совершать челночные поездки между резиденциями Шастри и Айюб Хана, стараясь склонить их к примирению или хотя бы к тому, чтобы они сели за общий стол переговоров. Не буду вдаваться в подробности самих переговоров, но в том, что они вообще начались и успешно завершились, несомненно, заслуга Косыгина. Он буквально метался между двумя руководителями, всячески уговаривал, убеждал и в конце концов убедил.
