Дарья Донцова - Записки безумной оптимистки. Три года спустя: Автобиография
– Не берите, это меня из издательства ищут!
Домашние присмирели и стали вести осторожные разговоры, целью которых было подготовить «литераторшу» к отказу.
– Вот Льва Толстого с первой рукописью вообще выгнали, нам учительница рассказывала, – лихо врала Машка.
– Книги печатают не скоро, – внушал мне Димка, – твоя лет через пять появится, не раньше.
Муж ничего не говорил, он действовал. Видя, как убивается жена, понимая, как ей хочется стать настоящей писательницей, Александр Иванович поехал к одному своему знакомому, хозяину небольшого печатного дома, выпускающего сугубо учебную литературу, и сказал:
– Знаешь, Груня очень больна, единственное, что держит ее, – эти дурацкие, глупые книжонки. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не умирало. Напечатай за мой счет сто штук ее повести, будет всем подписывать, радоваться.
И знакомый согласился. От меня переговоры скрыли, я узнала о них не так давно, когда хозяин того издательского дома, придя к нам в гости, оглядел тома написанных мною детективов и сказал:
– Да, нужно было тогда издать тебя и заключить договор об эксклюзивных правах на все твое творчество.
Абсолютно независтливый человек, я той осенью была готова сгрызть книжные лотки, в изобилии стоявшие у метро. Останавливалась у столиков, разглядывала многочисленные разноцветные томики и чуть не плакала. Господи, вон сколько изданий! Где же мои? Где?
В день рождения мужа, пятнадцатого октября, у нас загорелся мусоропровод. Дом наш, построенный в начале пятидесятых годов, имеет одну конструктивную особенность. Отходы жильцы вываливают не в ведро, а в мусоропровод прямо в стене кухни. Честно говоря, это не слишком удобно. Иногда оттуда распространяется омерзительный запах, а еще порой кое-кто из соседей швыряет в шахту окурки, и тогда начинает валить дым. На этот случай мы держим на кухне шланги.
Стоит только почуять запах гари, как все хватают резиновые трубки, надевают их на краны, спускают в дверцу и заливают огонь. Вода хлещет, пепел летит, оседает на пол… Сами понимаете, как потом выглядит кухня. Вот именно сей форс-мажор и приключился пятнадцатого октября. День этот вообще оказался для меня сложным. Утром я отправилась на укол, стала выходить из автобуса, споткнулась, толпа, шедшая сзади, поднаперла. Я рухнула прямо в жидкую грязь и безнадежно испортила светлое пальто. Потом, купив в булочной пирожные, уронила их в лужу, вдобавок, попав тонким каблуком в решетку у входа в метро, сломала его и домой пошла на цыпочках… Неприятности в тот день выдавались оптом, а часа в четыре случился пожар.
Залив пламя, я со вздохом принялась убирать грязь, мокрая, растрепанная, вся в саже и копоти. Налила в ведро воды, разболтала в ней стиральный порошок и стала мыть пол босиком.
– Мусечка, – радостно заорала Маня, протягивая трубку, – это тебя!
– Скажи, дома нет, – буркнула я.
– Это из «Эксмо», – зашептала Машка. – Я уже сказала, что ты несешься на зов!
Горечь затопила душу. Ну и денек, сначала пальто, пирожные и каблук, потом пожар, ну и на закуску сообщение о том, что моя рукопись абсолютно непригодна, чтобы ее издать.
Желая взять трубку, я машинально шагнула вперед, ноги в мыльной луже разъехались в разные стороны, я со всего размаха ударилась лицом о край стола, потом шлепнулась на линолеум и безнадежно сказала:
– Слушаю.
– Агриппина Аркадьевна? – раздался безукоризненно вежливый голос Ольги Вячеславовны.
– Да.
– Мы приняли положительное решение по вашей рукописи, но книга маленькая, всего сто шестьдесят страниц, нет ли у вас еще одной?
Я потрясенно переспросила:
– Что? Вы хотите печатать «Поездку в Париж»?
– Да, – подтвердила редактор. – Но возникла проблема, в вашей повести небольшой объем, нам нужна еще одна рукопись, если у вас нет…
– Есть, – заорала я так, что Машка отскочила к двери и в ужасе уставилась на меня, – есть! Господи, вы до которого часа работаете?
– До половины шестого.
Взгляд упал на часы, стрелки показывали тридцать пять минут пятого.
– Только не уходите, – заорала я, – сейчас, уже бегу!
В трубке послышался легкий кашель.
– Хорошо, – ответила Ольга Вячеславовна и отсоединилась.
Я бестолково заметалась по квартире, одной рукой натягивая джинсы, другой распахивая шкаф, в котором лежали написанные детективы. Господи, в чем нести папки? На глаза попалась безразмерная авоська, в которой хранился репчатый лук. Я вытряхнула головки, сунула на их место рукописи и понеслась к двери. Тут наконец-то ожила Машка.
– Мама, – остановила она меня, – ты вся в саже.
Я схватила бумажный платок.
– Не задерживай меня, сейчас в «Эксмо» все уйдут, по дороге вытрусь.
– А зачем ты сунула трубку в ведро? – не успокаивалась девочка.
Я глянула в грязную воду, различила в ней очертания того, что еще недавно служило телефоном, и рассердилась:
– Вот ерунда, новый купим.
Маняша разинула было рот, но я уже вылетела на улицу, волоча за собой авоську, набитую папками.
В издательство я принеслась ровно в пять, не стала связываться с медленно тащившимся троллейбусом, схватила такси.
В кабинете опять сидели двое: Ольга Вячеславовна и Алексей Брагинский, я кашлянула:
– Здравствуйте.
– Садитесь, – кивнула редактор.
Брагинский на минуту оторвался от экрана компьютера, оглядел меня и снова уткнулся в работу. Ольга Вячеславовна тем временем начала говорить:
– Книга сырая, она потребует серьезной переделки.
Я воскликнула:
– Все, что хотите!
Брови Ольги Вячеславовны поползли вверх.
– Вот здесь наши замечания.
Я схватила листок. Так, восемнадцать пунктов, сущая ерунда.
– Завтра принесу переделанный текст.
Рубис неожиданно улыбнулась:
– Ну можно и через неделю, особой спешки-то нет. Еще придется переделать название, ваше маловразумительное.
– Да, да, все, что пожелаете.
Брагинский снова оторвался от компьютера и уставился на меня.
Я так хотела увидеть книгу напечатанной, что была готова на что угодно. Прикажи мне Ольга Вячеславовна раздеться догола и пробежаться по Тверской, мигом бы выполнила ее просьбу.
– Теперь об объеме, – продолжала редактор, – нам нужна еще одна рукопись…
– Есть! – радостно закричала я и водрузила ей на стол авоську, набитую папками. – Вот они! Выбирайте любую. Впрочем, что это я чушь несу, оставляйте все!
Ольга Вячеславовна заморгала, потом очень аккуратно выудила из авоськи рукописи и стала просматривать их.
Внезапно Брагинский упал лицом в стол, его плечи затряслись. Я решила, что ему стало плохо, но тут парень поднял голову, и стало понятно, что он просто умирает от смеха. Кое-как успокоившись, Алексей пробормотал:
