Антон Короленков - Сулла
Но вернемся к рассказу Плутарха. Допустим, что он понимает все правильно. Мог ли Сулла, потерпев поражение на выборах в преторы и идя навстречу пожеланиям толпы, выдвинуть свою кандидатуру в эдилы? По традиции эдилы избирались поочередно — в нечетные годы курульные, избиравшиеся первоначально только из патрицианских родов, в четные — плебейские.[515] Принадлежа к патрицианскому роду Корнелиев, Сулла мог претендовать на должность курульного эдила — но в том случае, если бы он выставил свою кандидатуру в 102 году на 101й, в 100 году на 99й и т. д. Таким образом, на выборах 99 года Сулла в любом случае не мог выдвинуть свою кандидатуру в эдилы, а ранее он находился на театре боевых действий и уже только поэтому не мог участвовать в выборах. К счастью, должность эдила не входила в cursus honorum и не была обязательной для успешной политической карьеры. Выставляя свою кандидатуру в преторы, Сулла руководствовался точным расчетом: преторов было шестеро, а не двое, как курульных эдилов, и, соответственно, шанс быть избранным существенно увеличивался.[516] Кроме того, если даже мы допустим, что Сулла вдруг решил избираться в эдилы — он ставил себя этим в невыгодное положение. Между эдилитетом и претурой должно было пройти два года,[517] так что, избираясь эдилом в 99 году, Сулла откладывал бы следующую курульную должность до 9бго.[518]
Наступил следующий год — и Сулла повторил попытку, на этот раз успешно. Какими средствами он добился должности — вопрос без ответа. Плутарх утверждает, что он расположил народ в свою пользу лестью и подкупом, и приводит в подтверждение этого следующий анекдот: «Цезарь, которому Сулла в гневе пригрозил употребить против него свою власть претора, издевательски ответил ему: «По праву ты почитаешь своей эту власть — разве ты не купил ее?»» (Сулла. 5.5). Однако подобные обвинения обычны для политической полемики самых разных времен и потому не могут быть восприняты слишком серьезно.[519]
Из событий, связанных с претурой Суллы, известно, что он всетаки дал игры, которых ожидал от него народ.[520] Как городской претор, он отвечал за устройство игр в честь Аполлона, которые устраивались ежегодно и именовались ludi Apollinares. Эти игры были впервые устроены в 212 году в соответствии с Марциевыми пророчествами, одно из которых гласило: «Если желаете, римляне, изгнать врага, эту чуму, издалека пришедшую, надо, думаю, посвятить Аполлону игры; да повторяются они ежегодно, Аполлону приятные» {Ливии. XXV. 12. 9). Игры эти, как уже говорилось, основал городской претор Публий Корнелий Сулла, предок нашего героя (Ливии. XXV. 12. 4; XXVII. 23. 5). Во время их проведения «зрители в венках молились и приносили обеты, матроны взывали к богам; народ угощался под открытым небом, двери были настежь и день этот отметили различными молебствиями» (Ливии. XXV. 12. 15).
Можно смело утверждать, что Сулла, когда давал эти игры спустя 115 лет после их учреждения, приложил все усилия, чтобы оказаться достойным своего предка. Действительно, как отмечает его современный биограф, он «получил возможность представить культ Аполлона в некотором роде как семейное дело и подтвердить предназначение рода Корнелия Суллы Руфина организовывать ludi Apollinares».[521] Игры, устроенные Суллой, запомнились всем:[522] для происходившей на них травли зверей Сулла, впервые в истории римских игр, выставил сотню самцовльвов («гривастых», как их называет древний автор), полученных от Бокха (Плиний Старший. VIII. 53). При этом, также впервые, во время травли львы были не привязаны и их приканчивали стрелки, присланные все тем же Бокхом (Сенека. О скоротечности жизни. 13.6).
После завершения срока своей магистратуры Сулла получил назначение на Восток, как обычно считается — в Киликию. Подчинение этой области Риму началось в самом конце II века и было тесно связано с борьбой против пиратов. Еще в 102 году ее получил в качестве провинции Марк Антоний (Ливии. Периоха 68; Цицерон. Об ораторе. I. 82, П. 2; Брут. 168; Юстин. Пролог к книге 39).[523] Но под провинцией в данном случае подразумевалась не присоединенная к Риму область, а территория, на которой военачальник должен был вести боевые операции — именно так понимали слово «провинция» в прежние века. Мы не знаем, кто стал преемником Антония по должности и действовал в Киликии в 10097 годах. Вероятнее всего, это был Сулла, именуемый в источниках претором Киликии (Аппиан. ГВ. I. 77. 350; Митридатика. 57.231; О знаменитых мужах. 75.4). Ему поручили вернуть на царство Ариобарзана (Ливии. Периоха 70; Плутарх. Сулла. 5.6).
Данное ему поручение было не из легких. Киликия была известна своими пиратами — настолько знаменитыми, что этноним «киликиец» у римлян стал обозначать пирата вообще.[524] Расцвет пиратства в этом регионе начался примерно с середины II века и был связан с «ничтожеством царей, преемственно правивших Сирией и одновременно Киликией», как пишет Страбон. Вторым важным фактором была выгодность торговли рабами. «В особенности побуждал к насилиям приносивший огромные выгоды вывоз рабов; ибо поимка рабов производилась легко, а рынок, большой и богатый, находился не особенно далеко, а именно Делос, который был способен в один день принять и продать десятки тысяч рабов. Отсюда пошла даже поговорка: «Купец, приставай и выгружай корабль, все продано». Причина этого в том, что после разрушения Карфагена и Коринфа римляне разбогатели и нуждались в большом числе рабов. Ввиду такой легкости сбыта пираты появились в огромном количестве, они сами охотились за добычей и продавали рабов», — описывает сложившуюся в Киликии ситуацию Страбон (XIV. 5. 2. С. 668–669).
Как правило, в отличие от знаменитых авантюристов Нового времени, античные «джентльмены удачи» безымянны. И всетаки имена некоторых из них до нас дошли. Так, Флор рассказывает: «При вожаке Исидоре они довольствовались ближайшим морем, расположенным между Критом, Киреной, Ахайей и заливом Малея, которое изза награбленной добычи стали называть Золотым» (II. 41. 3).[525] Несмотря на то, что Флор называет это море «ближайшим», достаточно взглянуть на карту, чтобы увидеть, сколь обширным был ареал пиратских подвигов Исидора. Конечно, до того момента, когда набеги пиратов станут бедствием и для Италии, причем даже в ближайших окрестностях Вечного города, должны были еще пройти долгие годы, но на Востоке с проблемой пиратства римлянам пришлось столкнуться почти сразу же после приобретения провинции Азия. Борьба с пиратами, а также с племенами разбойниковгорцев была одной из главных задач Суллы в Киликии, и хотя источники на сей счет молчат;[526] несомненно, что он вел такую борьбу до тех пор, пока не получил другое, гораздо более важное поручение.[527] Оно было связано с противодействием набиравшему силу грозному врагу Рима — Митридату VI Евпатору, царю Понта.[528]
