Григорий Евдокимов - 300 вылетов за линию фронта
На титульном листе Грамоты читаю:
"Союз Советских Социалистических Республик. Ниже - Президиум Верховного Совета, и еще ниже - Герою Советского Союза. За Ваш героический подвиг, проявленный при выполнении боевых заданий на фронте борьбы с немецкими захватчиками. Президиум Верховного Совета своим указом от 18 августа 1945 года присвоил Вам звание Героя Советского Союза.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР
М. Калинин.
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР
А. Горкин".
Кто-то, сидящий рядом, помогает мне прицепить к кителю орден Ленина и Золотую Звезду. Было это 7 сентября 1945 года. После награждения Михаил Иванович пригласил всех сфотографироваться. В первом ряду сидели Герои Советского Союза и с нами М. И. Калинин и А. Толстой. Кремль мы покинули радостные и возбужденные. Впереди было много задач, и делами своими нам надлежало оправдать высокое доверие правительства.
Где же вы, друзья-однополчане
Из Кремля я подался на Казанский вокзал - впервые за 7 прошедших лет мне был предоставлен отпуск и не терпелось попасть в родные края, где я мысленно уже не раз побывал за эти длинные и нелегкие годы. Поезд миновал Казань. На остановках слышится знакомый и милый сердцу окающий говорок значит, я скоро буду дома. Вот промелькнули за окном пригородные домики Можги - они такие же маленькие и уютные, какими я знал их в те, отдаленные пламенем войны, годы.
Поезд, стукнув буферами, остановился. Я выхожу на знакомую платформу и через навесной мост направляюсь в педучилище. По правую руку почти от самой станции до здания училища раскинулся молодой парк, которого в пору моей учебы не было. Вот и само здание училища - оно и сейчас одно из самых красивых зданий города. Здесь все мне знакомо и мило: и калитка, и двор, и общежитие, и каждая дверь внутри здания. И та же учительская - святая святых, куда нам, студентам, по своей воле входить не разрешалось. Робко стучу в эту дверь - никакого ответа. Открываю дверь и вхожу, за столами я вижу много знакомых и дорогих мне лиц. Это Погорелый Михаил Павлович, Курочкин Михаил Алексеевич, Клейн Петр Емельянович, Фиофилактова Анна Петровна и др. На лицах удивление ч любопытство. Представляюсь. Радостное рукопожатие и вопросам нет конца. Пришлось остаться на вечер и подробно отчитаться перед собравшимися в актовом зале студентами и преподавательским составом о своем боевом пути. А наутро гнедой масти жеребец, запряженный в легкий тарантас, размашистой рысью увозил меня в родную деревню. Пылит тарантас по знакомой, десятки раз исхоженной дороге. Мой возчик - товарищ старшего брата Семена - Петр Павлович Куликов, то пускает гнедого ходкой рысью, то придерживает его бег, давая отдых. И вот передо мной моя деревня, - все те же рубленые избушки, крытые уже успевшим покрыться замшелой зеленью тесом, а кое-где и почерневшей от времени соломой, косые заборы между домами. Те же достопримечательности - пожарная каланча, да покосившаяся от времени школа, открывшая нам окно в мир познания. При въезде в деревню Петр Павлович тронул гнедого вожжами и тот припустился резвым ходом, словно не было позади 35 километров пути. Копошившиеся в уличном песке куры с криком порхают в стороны. Впереди я различаю и черемуху у родного дома, и белую бороду отца, и притулившуюся к калитке сгорбленную фигуру матери. Объятия, поцелуи, слезы...
"Почто так долго не был?" - утирая фартуком слезящиеся глаза, спрашивает мама. "Война, мама, не до отпусков было". С волнением переступаю порог родного дома. Здесь все как было: и громадная печь посередине, и полати, и широкая скамейка вдоль стены, и тот же стол, и та же божница в переднем углу. Только все это уменьшилось в размерах, как бы усохло с годами. В избе стало тесно. Тут были и почтенные старики и бабки, которых я узнавал с трудом, и совсем незнакомая мне вездесущая детвора. А к вечеру пожаловало, не избалованное такими встречами, районное начальство.
Были встречи, разговоры, воспоминания... Время отпуска истекло. И тот же гнедой уже стоит у калитки. "Приезжай хоть почаще!" - на прощание просят родители. "Постараюсь", - отвечаю им. Односельчане тепло проводили меня, и пока было видно, все махали руками вслед.
В 1946 году мы с Лешей Яковенко убываем на высшие офицерские курсы штурманов. Год напряженной учебы, и меня направляют в Прибалтику, где командиром полка был К. С. Дубинкин. В 1950 году и я, и К. С. Дубинкин поступаем в Краснознаменную Военно-Воздушную академию (ныне Академия им. Гагарина). В тот же год в академию поступили Н. В. Козлов и Е. А. Мясников. С Козловым, Мясниковым мы сняли комнаты в одном частном доме поселка Загорянка, куда вскоре прибыли наши семьи. Наши жены: Козлова Валентина, Мясникова Лидия, Евдокимова Раиса, как и мы, жили в дружбе и согласии. По окончании академии в 1954 году наши пути-дороги разошлись и более не пересекались.
В 1958 году я прибыл в Ленинград, где и служил до 1967 года. В этом же году в качестве военного консультанта я окунулся в дела и заботы съемочной группы "Ленфильма", которая работала над фильмом "Хроника пикирующего бомбардировщика". А забот здесь оказалось намного больше, чем я представлял себе - это и подборка нужного реквизита: самолетов, оборудования, снаряжения, различных предметов военного быта. Это и обучение артистов выполнению профессиональных приемов и в качестве летчика, и штурмана, стрелка-радиста, техника, механика, прибориста, и даже повара и официантки все это в короткие сроки (практически во время самих съемок). А главное, чтобы все это выглядело правдиво, чтобы зритель не почувствовал, что это игра. Были здесь и огорчения, и веселые минуты.
Вспоминается такой случай. В один из съемочных дней (съемка проходила в Сосновой Поляне на окраине города) был объявлен обеденный перерыв. Молодые ребята в форме летчиков военного времени на автобусе отправились на обед в городскую столовую. Но артисты и есть артисты. Никто уставную форму не соблюдал: у кого-то расстегнут до пояса воротник, кто-то пилотку засунул под погон, а пустую кобуру сместил на живот. При выходе из автобуса артисты лицом к лицу столкнулись с военным патрулем - майором и двумя солдатами. Майор тут же набросился на ребят: "Кто такие? Почему нарушаете форму? Почему с оружием? Кто командир?" А ребята смеются. Это подлило масла в огонь.
"Доложу коменданту", - грозно выкрикнул он. А вокруг уже собрались любопытные. Пришлось объяснить ему, кто и зачем мы здесь. Постепенно краска сошла с лица майора, и он, уже улыбаясь, произнес: "Почему же вы сразу не сказали мне об этом?".
В этот же период я получил приглашение - 18 августа 1967 года прибыть в г. Полтаву на встречу однополчан. Когда подошел срок, я обратился к режиссеру Н. Б. Бирману с просьбой отпустить меня на встречу (съемка в ту пору велась в м. Бирштонас под Каунасом). Бирман разрешил мне убыть лишь на одни сутки. И вот я в Полтаве. Время уже 22 часа 18 августа, торжественная часть закончилась, и мне стало известно от администратора гостиницы однополчане ужинают в ресторане. Прихожу туда, а дверь закрыта. Стучусь. Никто не подходит, то ли из-за шума меня не слышат, то ли не считают нужным подойти, считая, что стучит посторонний. Барабаню, что есть силы. К двери подходит высокий полный мужчина с седыми прядями у висков. Через стекло он внимательно рассматривает меня, а я его. "Да ведь это же Федя Меркулов (кажется, первым признал я его). Наткнувшись взглядом на мою звезду, признал и Федя меня. Лицо его расплылось в улыбке, дверь тотчас открылась. Схватив меня в охапку, Федя потащил к столу. Я тщетно шарю по его лопаткам - за что бы ухватиться, а у него все гладко, ни одного угла...
