Валерий Могильницкий - Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага (сборник)
Именно в те годы впервые в практике чекистов все больше стали использовать психиатрию в политических целях для подавления инакомыслия и вольнодумства. И Александра Есенина-Вольпина помещают в Ленинградскую психбольницу тюремного типа, где держат подальше от глаз людских целый год. Ему дают такие препараты, что начисто лишают его памяти, он не узнает друзей, даже родную мать. Здесь он впервые знакомится с уголовниками, убийцами, которых врачи признают невменяемыми за большие взятки, чтобы спасти тех от казни. Такие, с позволения сказать, «больные» устанавливают в психиатричке свои порядки, отнимая у соседей передачи, деньги, даже одежду, обувь. «Если не отдашь — повесим». И однажды Александр увидел в курилке такого повешенного. А парню было всего восемнадцать лет…
Александра уголовники не трогали, наоборот — даже охраняли. Им было лестно, что вместе с ними в одной палате находится сын самого Сергея Есенина. Один старый вор, весь поседевший и сгорбленный, сказал ему:
— Зачем ты пьешь их лекарства? Это ведь яд, медленная смерть. Они твой дух усмирят, а затем и твое сердце остановят, мозг парализуют. Выбрасывай все их снадобья в унитаз в туалете. И сразу почувствуешь: тебе станет лучше.
Добрый совет старого вора помог Александру избежать смерти. Больше того — он отказался от разных успокоительных инъекций. Главный врач тюремной психбольницы вынужден был доложить начальству, что Есенин-Вольпин стал уклоняться от лечения, опять взялся за перо.
И 9 сентября 1950 года ОСО при МГБ СССР принимает постановление: приговорить Есенина-Вольпина к пяти годам ссылки, ибо он — «социально опасный элемент». Ссылку отбывать его направляют в Караганду.
Спросите: как же отбывал свой срок Александр в Караганде? К сожалению, почти всех свидетелей жизни и работы сына Есенина в шахтерском городе уже нет. Охотно об этом в свое время рассказывал людям депутат областного маслихата, местный литератор Михаил Семенович Бродский. Он даже замышлял написать книгу о дружбе трех поэтов, трех ссыльных — Александра Есенина-Вольпина, Наума Коржавина и Юрия Айхенвальда, волею судьбы заброшенных в одно время в Караганду. И это была бы замечательная книга о том, как надо дружить в проклятом Богом краю, поддерживать друг друга в самые тяжелые годы, когда над головой висит дамоклов меч и тучи ходят хмуро… Но Михаил Семенович не успел осуществить свой замысел, написав только небольшую документальную книгу «Деревья, как люди, не здесь родились». И в ней я нашел несколько слов о сыне Сергея Есенина. Рассказывая о смерти Сталина и разоблачении Берии, массовых амнистиях и реабилитации политических заключенных, Михаил Бродский пишет:
«Уехал Алек Есенин-Вольпин, сын Сергея Есенина и будущий диссидент-правозащитник 60-70-х годов. После Карлага он преподавал математику в учительском институте. Я часто видел его, одиноко шагающего по городу в неизменной зеленой велюровой шляпе. Обычно по утрам, встречая грузовики, набитые зэками, с двумя вертухаями впереди и сзади, он останавливался у самой обочины и, когда машина проходила мимо, начинал размахивать шляпой и кричать:
— Друзья, я с вами!!!»
Действительно, Александр Есенин-Вольпин оставался всем сердцем и душой с порабощенным сталинизмом народом, его горем и высоким стремлением к свободе и счастью. В Караганде, преподавая математику в учительском институте, он одновременно ведет записи для своего «Свободного философского трактата», продолжает писать стихи. И все больше убеждается в том, что в СССР невозможно издавать свободолюбивые произведения. В Караганде в то время не было издательств, выпускающих книги, а то, что он посылал в Москву, браковалось под разными предлогами. В карагандинских газетах Есенин-Вольпин публиковаться не хотел, ибо все они настолько делались штампованным партийным языком, что в них и читать-то нечего было. Судя по ним, все в стране «улучшалось», «поднималось», «расширялось», а Караганда «росла и благоустраивалась» благодаря инициативе умных руководителей-коммунистов, давала все больше угля. И так из номера в номер… О том, что в Караганде росли преступность, хулиганство, грабежи, наркомания, пьянство, ясное дело, в газете ни слова.
Когда Есенин-Вольпин узнал, что его давний московский друг Наум Мандель (Коржавин) устроился на работу в редакцию «Социалистической Караганды», то воскликнул:
— Не шутник ли ты, Эмка? Тебе в толстом литературном журнале надо бы трудиться, а ты в малограмотную газету залез. Теперь подбирай рифму под слова «Партия — наш рулевой».
В редакции областной партийной газеты Эмка Мандель, к удивлению Александра, не сломался. Когда в 1953 году не стало великого кормчего, Коржавин написал стихи «На смерть Сталина» и прочитал их в компании своих друзей. Александр был потрясен коржавинскими строчками:
В его поступках лжи так много было,
А свет знамен их так скрывал в дыму,
Что сопоставить это все не в силах —
Мы просто слепо верили ему.
Моя страна!
Неужто бестолково
Ушла, пропала вся твоя борьба?
В тяжелом, мутном взгляде Маленкова
Неужто нынче вся твоя судьба?
А может, ты поймешь сквозь муки ада,
Сквозь все свои кровавые пути,
Что слепо верить никому не надо
И к правде ложь не может привести.
Александр долго аплодировал другу, а затем сказал:
— Предложи своей многотиражке, может, напечатают..
Наум опустил голову:
— Предлагал, отказали…
И тут Саша громко и твердо произнес:
— Я давно убедился в том, что в СССР нет свободы печати, тем более в захолустной Караганде. — И тут же добавил, таинственно улыбаясь, прямо глядя в глаза друзьям: — Но кто из нас скажет, что в России нет и свободы мысли?
Позже Александра Есенина-Вольпина назовут «отцом правозащитного движения в СССР». Почему? Потому что, вернувшись из Караганды в Москву по амнистии в апреле 1953 года, он не склонит голову перед партийно-советскими властями, не утихомирится, а будет продолжать вести борьбу за подлинную, а не показную свободу личности в СССР. Он будет апеллировать к международным законам о правах человека, выступать за открытость и гласность действий всех государственных органов, за прекращение насилия по отношению к оппозиционерам, демократам, диссидентам, инакомыслящим… Он потребует прекращения применения статей Уголовного Кодекса к людям, не согласным с политикой КПСС. «Алек был первым человеком в нашей жизни, всерьез говорившим о советских законах», — отметит известный правозащитник Владимир Буковский.
