Игорь Домарадский - Перевёртыш
Но вернусь к моим ученикам. Я всегда считал, что их подготовка — одна из первейших задач любого учёного. В них я видел мое будущее и надеялся на то, что кому-то из них удастся сделать то, чего я сделать не мог или не успел. Ведь среди них были по настоящему талантливые и интеллигентные люди. В данном случае я не разделяю ту из заповедей, которая гласит, что "ученик не выше своего учителя" (Евангелие от Матфея, 10, 24). Поэтому я много уделял им внимания, постоянно следил за работой и от корки до корки просматривали диссертации с карандашом в руках. И у меня не было ни одного провала. Однако дело не ограничивалось только этим. Я всегда старался, чтобы между нами складывались дружеские отношения и нередко добивался этого.
В деле обучения молодежи я вольно или невольно следовал традициям, унаследованным от моей alma mater — Саратовского медицинского института. Поэтому я не могу здесь не вспомнить о моем непосредственном учителе профессоре Н. Н. Ивановском, который привил мне любовь к науке и научил критически относиться к себе. Во время прохождения аспирантуры на его кафедре и последующей совместной работы в институте "Микроб" мы много времени уделяли дискуссиям, способствовавшим моему становлению как учёного. Результатом их явилась, в частности, идея о роли ферментов бактерий в патогенезе инфекций. Проверку её я начал еще в 1952 году и она красной нитью проходит через все мои работы, вплоть до последней [Первые, очень интересные результаты, полученные в Дасангском отделении Астраханской противочумной станции, опубликовать не удалось (мне и моим помощникам Г. Захаровой и Е. Бунтину в адской жаре пришлось часам вручную прокачивать воздух через камеру, куда сажали диких грызунов)]. К сожалению, наши пути разошлись, но в памяти о Н. Н. Ивановском осталось только хорошее. С не меньшей благодарностью я вспоминаю также о первых учителях — профессоре О. С. Глозмане и доценте В. Симагиной, о которых говорил в начале.
Многими из учеников я могу гордиться, так как они достигли определенных высот в науке и, несмотря на трудности, продолжают, работать. Мы встречаемся, с одними чаще, с другими реже, и нам всегда есть что вспомнить и о чём поговорить. Я по-прежнему стараюсь их опекать, а они помогают мне, причем иногда их помощь бывает весьма весомой.
О двух из моих учеников, теперь работающих за границей, я уже упоминал. Здесь лишь подчеркнуть, что одному удалось устроиться как-то в очень престижной лаборатории США, не имея ни одной публикации!
Меньше всего я знаю о судьбе молодых людей, с которыми мне пришлось работать в системе Организации п./ я А-1063, хотя там под моим руководством было защищено больше всего диссертаций. К сожалению, все они были закрытыми. Досаднее всего то, что с рядом диссертантов во ВНИИ ПМ мне приходилось возиться особенно много. Объяснялось это просто: в аспирантуру там загоняли чуть ли не насильно, в результате чего некоторые уходили из неё сами, а от других приходилось избавляться. Легче было работать с так называемыми "соискателями", т. е. людьми, которые оформляли диссертации по результатам наших совместных плановых работ. Может быть как раз поэтому их диссертации представляли особый интерес. Теперь, когда активная деятельность системы Организации п/я А-1063 прекратилась, некоторые мои ученики покинули её институты и работают кто где (один попал в Институт "Микроб", где раньше работала его мать; опыт, полученный у меня, ему там пригодился).
В общем, можно смело утверждать, что я школу создал. Возможно, это самая большая моя заслуга.
Послесловие
Dixi et animam meam levavi
Я сказал и облегчил свою душу
Вполне резонно задать вопрос, для чего все это написано, тем более, что многое из сказанного хорошо известно? Однако главной задачей было не столько описание тех или иных событий и фактов, сколько попытка расставить соответствующие акценты, что обычно избегают делать, особенно когда речь идёт о проблемах, которые лишь недавно стали достоянием гласность.
Второе, что побудило меня "удариться в воспоминания" — это желание вскрыть причины, повлекшие за собой провал хороших начинаний, которые могли бы в принципе обогатить науку.
Наконец, мне хотелось, разобраться в самом себе и объяснить другим, почему в недалеком прошлом нам часто приходилось идти на сделку с совестью и действовать вопреки собственным убеждениям. Отсюда — "Перевёртыш".
Как мне кажется, первые две задачи выполнены, хотя я понимаю, что мои суждения весьма субъективны. Но я был не только свидетелем, но и участником многих событий. Поэтому при всем желании избежать субъективизма вряд ли было возможно. В книге представлены две линии моей жизни, которые, к сожалению, не пересеклись. Лишь теперь стало ясно; не надо было садиться "в чужие сани". Однако, кто мог знать, что я столкнусь со стеной непонимания и не смогу найти общий язык с людьми, подпиравшими её. Но такова была суровая действительность; все катилось по накатанному пути, сметая с дороги любое препятствие, а я осмелился стать на этом пути, переоценив свои силы. Вольно или невольно я испортил отношения со многими "власть имущими" и в итоге остался у разбитого корыта. Впрочем, последнее может быть сказано слишком громко. Я имею многочисленных учеников, в том числе и достигших определенных высот в науке, хорошими отношениями с которыми очень дорожу, я имею ордена, почетные звания и являюсь действительным членом двух академий. Но я не имею другого, того, к чему стремился долгие годы, а именно возможности активной научной работы и широкого поля деятельности.
Что касается третьей задачи, то она оказалась намного сложнее.
Сейчас появилось много людей, игравших видную роль в недалеком прошлом, но которые теперь от него открещиваются. Это касается и тех, кто входил в верхние эшелоны власти или активно поддерживал их и считался идеологом построения "нового общества". У меня всегда появлялись сомнения в их искренности. Ведь не могли же они не видеть, куда завела их идея построения общества всеобщего равенства и братства — коммунизма, и серьезно верить в возможность этого. Так что же послужило толчком к их перестройке? Толпы отчаявшихся и обнищавших людей на улицах и страх за свое будущее? Так или иначе, но облачившись в тогу демократов, они продолжают лицемерить, чтобы удержаться "на плаву". Еще большую гадливость вызывают люди, которые всюду демонстрируют крутой поворот от материализма к идеализму, от марксизма-ленинизма к религии и стоят на виду у всех со свечами в руках во время пасхальных или рождественских бдений. Тем самым, они подтверждают свою беспринципность, которая у них была и остается. На этом фоне нельзя не проникнуться уважением к тем апологета прежней власти, которые остались верными себе или, по крайней мере, не делают вид, что они "перекрасились в новые цвета". Это не значит, однако, что я им симпатизирую или стал бы поддерживать. Ведь многие из таких людей просто сожалеют об утраченных привилегиях и безграничной власти над людьми.
