Фердинанд Фингер - Русская любовь. Секс по-русски
Внизу была толпа людей, так жаждущая крови,
На власть его теперь никто не посягал,
Отныне у него есть все – чего же боле.
Камзол, расшитый стразами из бриллиантов,
Невиданным богатством, красотою поражал,
С осанкой королевскою и изумрудов пуговиц рядами
Перед народом гордо он предстал.
И шум толпы замолк, и тишина настала,
Лишь вдох и выдох слышен был от десятитысячной толпы,
Вдруг Папа на колени встал, и все вельможи встали,
Травою скошенною люди все на площади: «Смотри!»
Движенье дирижера – появился вдруг флакон,
В другой руке шифоновый платок явился.
И на него три капли из флакона вылил он,
И что за тем случилось – не могло случиться.
Все, кто собрались – оказались вдруг в раю,
Любовью переполнены сердца людские стали,
И к ближнему любовь вдруг охватила всю толпу,
И все друг к другу с поцелуями припали.
Вот молодая девушка, целуя, раздевает старика,
А вот прекрасный юноша другого раздевает.
А вот старушка с юношей почти нага,
А вот и Папа шлюху непотребную, целуя, гладит.
Десяти минут и не прошло, а площадь вся была
Усеяна телами голыми в влекущей страсти,
Там свального греха – подарок от «лукавого» – пора пришла,
И это было наваждением каким-то, было счастьем.
Там не было стеснения, там не было стыда,
Вся площадь превратилась в место общего совокупленья.
И даже Папа, а ведь это Целибат, да навсегда,
Со шлюхою совокуплялся непотребной.
А он стоял и вниз смотрел, чуть-чуть прикрыв глаза
Как волнами то вниз, то вверх толпа бушует,
И вспоминал ту первую, и по щеке слеза,
А память о второй сжимает сердце и волнует.
Один той власти не поддался, сжав в руке клинок,
Отец Лауры на помосте оказался,
Но, посмотрев в глаза убийцы, произнес: «Сынок,
Тебя люблю», – без памяти упал, ответа не дождался.
И запах потных тел и спермы, льющейся потоком,
Победный запах из флакончика всё заглушил.
Но этот свальный грех казался и ненужным, и далеким,
Наш Жан-Батист ушел с помоста. Гений победил.
А время шло, вдруг схвачены одежда и белье,
Исподнее надето на тела поспешно,
И стыд, и срам толпу вдруг охватил.
Как так случилось? Отчего?
Никто не понимал,
срамное место прикрывали спешно.
И молча разошлись, потупив к долу взгляд,
Хотя, я думаю, что старики довольны были.
Молодку подержав в своих трясущихся руках,
Еще, я думаю, до смерти этого не позабыли.
Наш Жан-Батист прекрасно понимал,
Что цель достигнута, жизнь стала эфемерной.
В процессе достиженья цели так устал,
И прежней радости уж не было безмерной.
Париж вечерний, площадь, где родился – перед ним,
Торговки рыбою подсчитывают заработок нищий,
Тот рынок для клошаров нищих, он его не позабыл,
Для человека маленького рынок тот не лишний.
И глаз внимательный из темноты смотрел,
На нищету ужасную всю в требухе и грязи,
Но ничего от жизни гений не хотел,
Хотел уйти из жизни гордо, принцем, князем.
И вышел он на площадь и посередине встал,
Достал флакон и на голову вылил,
Ведь все, что будет, он предугадал,
Убийца – гений, свет и жизнь возненавидел.
Случилось то, что он и ожидал.
Десятки женщин вдруг накрыли с головою,
И все – он больше ничего не видел и не знал,
Лишь дьявол знал, что приключилось той порою.
Разорван на куски, с собою унесен,
И не осталось ничего на площади той грязной,
Остался лишь на ней пустой флакон,
Напоминанье горестное той судьбы ужасной.
И капелька последняя стекла с него,
И сорок жизней молодых в ней заключались,
По грязной мостовой расплылась в ничего,
Но гения труды в ней на века остались.
P. S. Бывает иногда, что женщина, случайно проходя,
Вдруг оставляет молодости запах тот неповторимый,
Который создал Жан-Батист совсем не зря,
В боренье с жизнью и судьбой неотвратимой.
За этим запахом волшебным я готов идти и день, и ночь,
Тем запахом, что сотворен Великим парфюмером,
И за такую женщину я жизнь отдать не прочь,
В страстях сгореть: хоть по частям, хоть в целом.
Классических духов не больше десяти.
Какой неимоверный труд стоит за ними,
И их не будет больше, как ты не ищи,
От парфюмеров ускользают дюнами – песком в пустыне.
08.07.2010
Стихи о любви
Дорогой жене-подруге, спутнице всей моей жизни Риточке Фингер посвящаю. Фото – 1994
Поле
Жене
Мы шли дорожкой через поле с васильками,
Безбрежным, словно море, с голубой волной.
И ты тихонечко сопротивлялась, словно зная
И чувствуя, что станешь вдруг другой.
Интуитивно понимая, что невинность у порога
Уже осуждена – окончится дорожкой той.
Но из моей руки не вырвалась, слава Богу,
Дорожка с васильками для тебя была Судьбой.И вот теперь вдвоем в той солнечной купели
Нас искупал Господь, не посчитал за грех,
Связала нас любовь на самом деле
На пятьдесят связала на двоих – на полувек.Стена пшеницы колыбель ту окружала,
И жаворонок, трепеща, нам пел из высоты.
Там страсть навеки нас двоих связала,
Стальною цепью неразрывной вырвала из суеты.Из одиночества и пустоты нас вырвала навеки
И обрекла на жизнь счастливую двоих.
Дала нам все, что надо человеку
Которую и не представить – нам теперь в ней жить.Спасибо, поле, за застенчивость твою,
Которою ты скрыла наше прегрешенье.
Спасибо Господу за Милость потому, что
Он открыл для нас Любви прозренье.
02.08.2010Крылья бабочки
Жене
От запаха весны я охмелел отчайно,
И шорох бабочки прекрасных крыл
Сейчас я вспомнил не случайно,
Ее, присевшей на твое плечо, я не забыл.
Тончайший шорох – он волнует бесконечно,
Воспоминаниями душу вдаль маня,
Его возьму с собой в дорогу я навечно.
О, бабочка! Не покидай прекрасного плеча!
29.09.2010
Загадка без разгадки
Жене
О, женщина, загадка из загадок,
Преследуешь меня – а почему?
Наверно, потому, что женщина не требует разгадки —
Не разгадать разгадку – той загадки никому.
Ведь даже Рафаэль своею гениальной кистью
Не смог отобразить, что в женщине лежит.
А там такое! Я клянусь своею жизнью,
Что, заглянув туда, слепоглухонемой заговорит.
И хорошо, не надо философствовать напрасно,
Оставим тайну без разгадки навсегда.
Есть постулат – любая женщина прекрасна,
Стройна, мила, умна, изящна – как моя жена.
29.09.2010
Мама жены, моя мама, моя жена, автор. Фото – 1962 г. Около музея изобразительных искусств им. Пушкина, Москва.
