Андре Агасси - ОТКРОВЕННО. Автобиография
Я везу его кататься по городу, вдоль Стрипа, затем по дороге в горы, окружающие Вегас. Демонстрирую ему возможности машины, разгоняя двигатель в полную силу на пустой ленте шоссе. Затем начинаю говорить о себе. Рассказываю свою историю, перескакивая с одного на другое. Однако Джей Пи, как и Перри, обладает способностью переформулировать мои проблемы, делая их более понятными. Он видит мои внутренние противоречия и улаживает некоторые из них.
- Ты еще ребенок, который живет с родителями, - рассуждает он. - Но тебя знает вся планета. Конечно, это нелегко. Ты пытаешься выразить себя творчески, в соответствии со своим вкусом - и оступаешься на каждом повороте.
Рассказываю о нападках на меня, о разговорах про украденное мною место в рейтингах, про отсутствие побед над сколь-нибудь сильными соперниками, про то, что все мои успехи - лишь благодаря удаче. И это называется «родился в рубашке»? Джей Пи утешает: это обратная сторона успеха.
Я улыбаюсь.
- Наверное, это странно, когда одни незнакомые люди считают, что знают тебя и любят, другие - считают, что знают, и ненавидят - вне вся-кой логики, - задумчиво произносит он. - А между тем для себя самого ты - незнакомец.
- Полное безумие, что все это связано с теннисом , - признаюсь я, - а я, между прочим, теннис ненавижу.
- Правильно. Но на самом деле у тебя нет ненависти к теннису.
- Есть.
Я рассказываю Джей Пи об отце и его воплях, о постоянном давлении, гневе, о своей вечной заброшенности. Тот смотрит на меня с забавным выражением лица:
- Но ведь ты понимаешь, что Бог совсем не похож на твоего отца?
Я чуть было не наезжаю колесом на бордюр.
- Бог, - продолжает он, - полная противоположность твоего отца. Он не злится на тебя. Не орет тебе в ухо, не твердит навязчиво о том, что ты несовершенен. Тот голос, который постоянно звучит у тебя в ушах, - это не голос Бога. Это голос твоего отца.
Я поворачиваюсь к нему:
- Пожалуйста, повторите это еще раз.
Он повторяет слово в слово.
- И еще раз, пожалуйста.
Я снова слышу эту фразу.
Благодарю его и в свою очередь задаю вопросы о его жизни. Он рас-сказывает, что ненавидит свою работу. Он просто не в состоянии быть пастором. Он больше не способен нести груз ответственности за чужие души. Эта работа - круглосуточная, без выходных, с ней не остается времени даже на чтение и раздумья. (Гадаю, не в мой ли адрес этот скрытый упрек.) Кроме того, ему уже не раз угрожали смертью. В его церковь приходят проститутки и наркодилеры, они встают на путь исправления, а потом к нему являются сутенеры, клиенты и родственники, существовавшие только на их доходы, и обвиняют во всем.
- А чем бы вам хотелось заняться вместо этого?
- Я композитор - пишу песни и хочу зарабатывать на жизнь музыкой.
Джей Пи признается, что написал песню «When God Ran», которая стала настоящим хитом, в хит-парадах христианской поп-музыки она на первых позициях. Джей Пи напел несколько отрывков. Его голос оказался приятным, мелодия - бодрой.
Я заверил его, что, если действительно хотеть чего-то и много работать, непременно достигнешь задуманного.
Заметив, что говорю, как ведущий тренинга для желающих стать успешными, я понял, что устал. Смотрю на часы: три утра.
- Вот это да! - я широко зеваю. - Может быть, подвезете меня к дому родителей? Они живут прямо здесь, за углом, а я уже засыпаю на ходу и больше не могу везти. Возьмете мою машину, доедете до дома и вернете, когда сможете.
- Я не хочу брать эту машину.
- Почему? Классная тачка. Быстрая, как ветер.
- Да, я это заметил. А вдруг я ее разобью?
- Если вы разобьете ее, а сами останетесь целы, я только порадуюсь. На машину наплевать.
- И сколько я могу… в смысле, когда мне вернуть машину?
- Когда вам удобно.
Он вернул «корвет» на следующий день.
- Было очень неловко ехать на ней в церковь, - признался Джей Пи, отдавая мне ключи. - Ведь я веду заупокойные службы. Нельзя приез-жать на похороны на белом «корвете».
Я ПРИГЛАСИЛ ДЖЕЙ ПИ в Мюнхен на Кубок Дэвиса. Мне очень важно попасть туда, ведь эти соревнования не для меня лично, они - для страны. Кажется, я наконец-то близок к тому, чтобы играть в команде. Поэтому уверен, что поездка будет приятной, а матчи - легкими, и хочу поделиться этим новым опытом с моим новым другом.
В начале турнира мне приходится выйти на корт против Бориса Беккера, которого в Западной Германии считают чуть ли не божеством. Фанаты готовы разнести по кусочкам стадион, двенадцать тысяч немцев освистывают меня. Но я не боюсь - у меня есть собственная защита. Я просто не могу проиграть. Много месяцев назад пообещал себе, что больше никогда не проиграю Беккеру, и вот теперь изо всех сил постараюсь выполнить обещание. Я веду во втором сете подряд. На стадионе меня приветствуют лишь Джей Пи, Фили и Ник, я слышу их крики ободрения. Прекрасный день в Мюнхене.
Затем мое внимание рассеивается, а вслед за ним я теряю уверенность. Проигрываю гейм и, дождавшись смены сторон, иду на свое место расстроенный.
Вдруг слышу, как немецкие организаторы что-то кричат мне. Оказывается, меня зовут обратно на корт.
- Игра не закончена. Вернитесь, мистер Агасси, вернитесь!
Беккер ухмыляется. Весь стадион хохочет.
Я выхожу на корт, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Как будто вновь я в академии Боллетьери, униженный Ником на глазах у других ребят. Надо мной и так все время насмехаются в прессе, выносить насмешки в лицо я уже не в состоянии. Проигрываю гейм. Проигрываю матч.
Приняв душ, выхожу и забираюсь в машину, стоящую за стадионом. Делая вид, что не замечаю Джей Пи, поворачиваюсь к Нику и Фили и говорю:
- Первый, кто заговорит со мной о теннисе, будет уволен.
СИЖУ В ОДИНОЧЕСТВЕ на балконе своего номера в Мюнхене, глядя сверху на город. Не думая ни о чем, начинаю поджигать разнообразные предметы. Бумаги, одежду, обувь. Это мой секретный способ справляться с сильными стрессами. Я делаю это неосознанно - просто что-то изнутри вдруг толкает меня, и я тянусь за спичками.
Стоило мне развести небольшой костерок, как появляется Джей Пи. Он смотрит на меня, спокойно отправляет в костер лист гостиничной бумаги для писем, затем - салфетку. Я добавляю меню обслуживания в номерах. Мы поддерживаем костер пятнадцать минут, не говоря ни слова. В конце концов, когда огонь затухает, он спрашивает:
- Не хочешь пройтись?
Прогуливаемся через парк в центре Мюнхена. Повсюду шумит народ, вокруг царит праздничное настроение. Люди пьют пиво из литровых кружек, поют и хохочут. От их смеха меня начинает трясти.
Мы подходим к большому каменному мосту, выложенному булыжником, идем по нему. Далеко внизу бежит река. Останавливаемся на середине моста. Мы одни. Смех и песни смолкли в отдалении, слышен лишь шум бегущей воды. Глядя вниз, под мост, я обращаюсь к Джей Пи:
