Джон Леннон - Антология «Битлз»
Нил Аспиналл: «В то время они много выступали в Ливерпуле и его окрестностях. Группам было где играть — в дансингах, ратушах, таких клубах, как „Кэверн“, „Железная дверь“, „Голубой ангел“, но все они были преимущественно джазовыми. Туда „Битлз“ не звали. Приходилось пробивать себе дорогу. В клубе „Кэверн“ играли музыку Кенни Болла и Акера Билка. Рок-н-ролльным группам разрешали выступать в перерывах и перед началом концерта основной, джазовой группы».
Джон: «Джаз ни к чему не ведет, ничего собой не представляет, он всегда одинаков, а джазисты только тем и занимаются, что пьют пиво без меры. Мы ненавидели джаз, потому что нам не разрешали играть в джаз-клубах» (67).
Нил Аспиналл: «Часто после концерта мы, ехали в какой-нибудь клуб, хотя бы в «Голубой ангел», чтобы узнать, что там, творится, и просто посидеть. Все вокруг знали друг друга. Музыканты из разных групп учились вместе, поэтому между ними возникал дух товарищества, но вместе с этим была и конкуренция.
Тогда меня часто спрашивали: « Чем ты занимаешься?» К тому времени я уже давно бросил работу бухгалтера и потому отвечал: «Вожу группу». А мне говорили: «Да, да, знаю. Ну а чем ты зарабатываешь на жизнь?» Зато через пару лет те же люди вздыхали с завистью: «Нy и счастливчик ты, Нил».
Ринго: «Наша группа тоже вернулась в Ливерпуль. Нам пришлось нелегко, мы искали работу, зарабатывали мало. Я по-прежнему играл с Рори, а „Битлз“ были сами по себе. Иногда мы выступали в одном и том же зале, поэтому я начал бывать на их концертах. Мне нравилось, как они играют, нравились их песни, их манера держаться, и я понял, что эта группа лучше нашей».
Джордж: «Мы начали выступать в дансингах. Там всегда собиралось сразу несколько групп, не меньше пяти, мы выходили на сцену вслед за кем-нибудь, отрабатывали свое отделение и приобретали все большую популярность. Нас любили за то, что мы были уже опытными и много чему научились в Германии. Зрители не верили своим глазам. Все группы были похожи друг на друга, как близнецы, а потом появлялись мы, начинали прыгать и топать ногами. Настоящие дикари в кожаных костюмах. Нам понадобилось время, чтобы понять, насколько мы лучше остальных групп. Вскоре мы увидели, что, куда бы мы ни приехали, на наши выступления собирается все больше и больше зрителей. Люди приходили послушать именно нас, а не просто потанцевать.
В те дни, когда мы только начинали, приобретая популярность в маленьких клубах, где никто не придавал «Битлз» особого значения, все было здорово. Во множестве старых клубов веселились по-настоящему. А мы стали хорошей, сыгранной группой».
Джон: «Главное, для чего выходят на сцену, — это установить контакт со зрителем. Мы ходили на все фильмы с Элвисом и другими певцами, когда еще жили в Ливерпуле, и все ждали их появления (и я тоже ждал), и, как только кумир появлялся на экране, все поднимали крик. Мы думали: «Отличная работа». Вот потому большинство музыкантов и выходят на сцену. Это хороший стимул для всех исполнителей.
В самом начале, когда мы играли в дансингах, туда часто приходили слушательницы, которых теперь назвали бы «фанами» или «группи», и после выступления можно было переспать с кем-нибудь из них. Большинство девушек расходилось по домам со своими приятелями, но небольшая группа оставалась ждать музыкантов или других артистов. Им было все равно, кого ждать, — комика или пожирателя стекла, лишь бы этот человек появлялся на сцене» (75).
Пол: «Мы не просто развлекались, но и выполняли утомительную работу. Мы играли и в таких местах, где в нас швыряли мелкими монетами. Чтобы обезоружить зрителей, мы прекращали играть и собирали эти монеты. Мы думали: „И поделом им, больше не будут бросаться“. Наши карманы были полны мелочи».
Джон: «Помню один зал, где мы играли. Там было столько народу, что мы решили, что среди слушателей наверняка найдутся менеджеры, и у нас прибавится работы. Мы не знали, что администрация наняла вышибал, чтобы агенты не могли даже приблизиться к залу. Поэтому никто не подошел к нам, кроме одного администратора, которому мы понравились и который предложил нам несколько концертов и пообещал платить по восемь фунтов за вечер. Это было на пару фунтов больше, чем мы обычно получали, поэтому остались довольны (67).
Джордж: «В клубах Ливерпуля часто вспыхивали драки — это было уже после Гамбурга, когда мы начали разъезжать по дансингам».
Пол: «Хамблтон-Холл пользовался дурной славой из-за драк. Во время одного выступления, как только мы заиграли „Хали-Гали“, слушатели направили друг на друга огнетушители. К концу песни все вымокли до нитки, пролилось немало крови».
Джордж: «Мы вернулись из Гамбурга в ноябре 1960 года, а в апреле 1961 года мы снова отправились туда. Ко второй поездке мне уже исполнилось 18, поэтому я смог присоединиться к группе, а проблем, связанных с депортацией Пола и Пита, нам удалось избежать. Питер Экхорн во всем разобрался. Ему принадлежал клуб «Топ Тен», где нам предстояло играть; то, что он приложил столько усилий, означало, что он стремится заполучить «Битлз», и мы были только рады поработать там.
Приехав в Гамбург, мы начали играть в «Топ Тен» и жить над клубом, в грязной комнатушке с пятью раскладными койками. В соседней комнате жила худая старушка по имени Мутти. От нее воняло. Она убирала туалеты — там они были вконец запущены».
Пол: «В каждом немецком туалете есть уборщица, мы подружились с одной из них, Мутти. Каждый раз, заходя в туалет, надо было положить на блюдце десять пфеннигов. А когда кого-нибудь начинало рвать, Мутти вбегала с ведром и выгоняла пьянчугу. Поэтому в этом туалете не часто можно было встретить блюющих людей.
Мутти нашла плавучий дом для меня и моей тогдашней подружки. Однажды к нам приехали девушки — Синтия и Дот Poyн и нам понадобилось жилище. С помощью Мутти мы нашли приличный плавучий дом».
Ринго: «В клубе „Топ Тен“ мы спали на раскладных койках, за нами присматривала Мутти. Нам приходилось нелегко, но нам было всего двадцать лет, нас это не заботило, а будоражило. У нас открылись глаза, мы покинули дом и родину. Гамбург был потрясающим; думаю, в двадцать лет любое место кажется таким. Мне Гамбург напоминал Сохо».
Пол: «В этот приезд в Гамбург мы начали носить битловские прически. Это была еще одна попытка убедить слушателей: «Заходите, мы отлично играем рок-н-ролл».
Джордж: «На нас заметно повлияли Астрид и Клаус. Помню, однажды мы пошли в бассейн, у меня намокли волосы и прилипли к голове, а Астрид и Клаус сказали: «Оставь так — это здорово». У меня с собой все равно не было вазелина, и я подумал: «Это замечательные люди, и, если они думают, что так будет лучше, оставлю так». Их совет придал мне уверенности, волосы высохли, естественно спадая вниз. Позднее такая прическа стала частью нашего образа.
