Генри Харт - Венецианец Марко Поло
Смерть похитила жену у персидского хана Аргуна, внучатого племянника Хубилая. У персидских монголов существовал в то время странный обычай: хан, всходя на трон, брал в жены свою мать. Таким образом, покойная жена Аргуна хатун Болгана[82] была в то же время ему и матерью. Происходила она из монгольского племени. Умирая, она завещала, «чтобы наследницей ей и женою Аргуна стала кто-либо из ее же роду». Умерла Болгана 7 апреля 1286 года в Грузии, и вскоре Аргун направил в Ханбалык трех послов — Улатая, Апушку и Коджу — с большой свитой, прося Хубилая выбрать и прислать ему невесту из того же рода, из которого была Болгана.
Три посла в положенное время приехали ко двору великого хана, где были приняты с большой пышностью и пирами. Затем великий хан стал выбирать из рода Болганы невесту Аргуну. Выбор пал на семнадцатилетнюю девушку Кокечин, «была она… красавица, приятная». Ее вызвали ко двору и представили персидским послам — такова была воля великого хана — в качестве будущей жены Аргуна. Оглядев девушку, послы заявили, что их будущая властительница им очень нравится, и приготовились без замедления ехать обратно в далекую Персию.
Караван, сопровождаемый в честь невесты Аргуна огромной свитой, вышел из Ханбалыка, пересек Великую стену и направился по пустынному тракту, ведущему в Персию, — этим путем послы к великому хану и приехали. Везя свой драгоценный груз, послы боролись с трудностями многомесячного путешествия и уже радовались тому, что скоро увидят свой дом, но тут среди татарских племен Центральной Азии внезапно вспыхнула война. Начались неизбежные в таких случаях нападения на караваны и расположенные вдоль дорог селения. Послы Аргуна увидели, что ехать дальше невозможно, и поневоле повернули обратно в Китай. Так через восемь месяцев перед их взором снова появились зубчатые стены и высокие башни Ханбалыка. Вновь караван двигался по улицам столицы, которую персы уже не думали больше увидеть, и вновь они попали на аудиенцию к хану всех монголов.
Хубилай выслушал рассказ о путешествии и его несчастном исходе и был чрезвычайно озабочен тем, как бы побыстрее и в безопасности доставить Кокечин своему родичу в далекой Персии. Волею благосклонной судьбы мессер Марко в тот момент только что вернулся из морского плавания в Индию — он ездил туда как «посол государя» и, если верить одной рукописи, ездил вместе с отцом и дядей — и подробно доложил великому хану обо всем, что он во время путешествия видел. Три персидских «барона» познакомились с венецианцами и «немало дивились» их уму и мудрости. «Бароны» заинтересовались венецианцами еще более, когда сообразили, что те должны хорошо знать, хотя бы частично, морской путь в Персию.
Венецианцы и персы сговорились и быстро составили хитроумный план. Поло были достаточно догадливы, чтобы понять, что в деле послов Аргуна для них кроется долгожданная возможность отъезда на родину. Послы же Аргуна стремились во что бы то ни стало ехать в Персию морем, а не сидеть при дворе Хубилая в ожидании, когда сухопутная дорога станет безопасной, — сколько времени пришлось бы так просидеть, никто не знал. Они и так уже путешествовали целых три года, у них иссякло всякое терпение. У Поло и персов оказалась общая цель, и, обсудив хорошенько дела, они решили, что послы Аргуна вместе с Кокечин предстанут перед великим ханом и заявят ему, что добираться до Персии гораздо безопаснее морем, чем сухопутьем. Они скажут хану, что путешествие морем обойдется дешевле и займет меньше времени. И — главный пункт с точки зрения венецианцев — послы будут просить хана, чтобы вместе с ними направили «в землю государя Аргуна» и Поло, так как они, «особенно мессер Марко», обладают и знаниями и опытом в плавании по южным морям. Помимо того, властитель Персии Аргун еще больше оценит почет, оказываемый ему Хубилаем, если в свите своей невесты он увидит таких именитых людей, как венецианцы.
Услышав просьбу, хан «выразил на своем лице великое неудовольствие» — он дорожил способностями и огромным опытом трех латинян. (Скорей всего, именно в этом кроется причина его нежелания отпустить венецианцев, а не в «великой любви» к ним, как твердит Марко.) Однако Аргун был слишком могущественным государем, чтобы Хубилай пренебрег им или нанес ему обиду. И Марко откровенно пишет (по тексту Рамузио), что «поскольку у него не было другого выхода, он дал свое согласие, а не будь столь важного и настоятельного дела, от которого он не мог уклониться, эти латиняне никогда бы не уехали».
Хубилай призвал к себе Марко вместе с его отцом и дядей
и говорил им о своей великой любви к ним и просил, чтобы они обещали, побывав в христианской стране и у себя дома, вернуться к нему. Он приказал дать им золотую дщицу с повелениями, чтобы по всей его земле им задержек не делалось и всюду им вместе со спутниками давалось бы продовольствие; он приказал снабдить их для безопасности провожатыми, а также уполномочил их быть его послами к папе, к французскому да испанскому королям и к другим христианским владетелям.
Одна рукопись включает в этот список даже английского короля!
Великий хан приказал снарядить в плавание четырнадцать судов — суда, вероятно, стояли в Зайтоне (Цюаньчжоу), — на судах было по четыре мачты и столько парусов, что Марко дивился, как дивились и все средневековые путешественники, попадавшие на Дальний Восток. «Суда, в которых купцы плавают в Индию и оттуда», произвели на Марко столь глубокое впечатление, что он дал в своей книге подробное и очень интересное их описание.
Суда строились из ели и сосны; хотя они были об одной палубе, на крупных кораблях имелось до шестидесяти кают — «и в каждой одному купцу жить хорошо». Марко впервые описал водонепроницаемые отсеки на кораблях: европейские кораблестроители средневековья, кажется, не имели о них никакого представления. В трюме больших судов устраивалось до тринадцати отсеков, сделанных из плотно пригнанных досок,
на случай, что корабль по какой-нибудь причине даст течь, или вследствие удара о подводную скалу, или вследствие нападения голодного кита. Вода входит через течь и доходит до льяла, в которое никогда ничего не кладут. Моряки определяют, где судно дало течь, и переносят вещи из этого помещения в другие; вода не может перелиться из одного помещения в другое: так плотно сложены доски. Тогда они исправляют судно, потом снова кладут товар туда, где он был сложен прежде.
На каждом корабле служило от двухсот до трехсот моряков. Это сообщение Марко Поло вместе с другими наблюдениями путешественников той эпохи ясно говорит, что китайские суда были тогда гораздо крупнее европейских морских судов. Об этом же свидетельствуют данные Одорико де Порденоне, монаха Иордана и многих других путешественников. Описывая китайские суда, Ибн-Баттута рассказывает, что на самых крупных джонках — термин «джонка» или «гонк» был в ходу уже в те времена — находилось
